Дмитрий Виконтов - Родиться в Вифлееме [СИ]

— Вы произвели впечатление на мою дочь, — она сухо заметила, протягивая руку Жанне. Рукопожатие у матери Серафимы оказалось крепким и уверенным, а взгляд, которым она смерила с ног до головы пилота «Гетмана Хмельницкого», — одновременно цепким и оценивающим, не упускающим ни единой детали. — Анна Джешко, мать этой сорвиголовы, как вы поняли.

Серафима сердито засопела, но гордо промолчала.

— Очень приятно. Я…

— Жанна. Знаю. Серафима рассказала, как вы прилетели, — Анна несколько секунд пристально смотрела Жанне в глаза, словно пытаясь найти там что-то понятное только ей одной. Потом перевела взгляд на дочь. — Серафима, прощайся с гостями — и иди домой. Прямо домой — а не до ближайшего укрытия, — многозначительно добавила она.

— Мама-аа…

— Серафима! — Анна не повышала голос, но протест со стороны девочки умер в зародыше. Потом улыбнулась. — Прощайся.

Девочка тяжело вздохнула, изо всех сил стараясь показать «вот-видите-как-мне-трудно». Посмотрела на Жанну, потом на ее напарника.

— Прилетайте к нам еще. Я вас научу ловить каменных червяков.

Жанна рассмеялась, борясь с желанием взъерошить шевелюру Сеф — вот неугомонный ребенок.

Джон выступил вперед, двигаясь с привычной для него грацией крадущегося тигра. Обошел Жанну, мать девочки и опустился на одно колено перед Серафимой.

— Сеф, прежде чем уйдешь, я хочу, чтобы ты внимательно выслушала. Тебе понравилась моя напарница?

Девочка бросила хитрый взгляд на Жанну, потом быстро кивнула.

— А помнишь, кто прилетал в прошлый раз, когда меня не было?

— Старик в белом и смешной толстяк, — хихикнула своим воспоминаниям Серафима. Жанна закашляла, давя смех — интересно, что бы сказали командор с Этвудом, услышь они слова ребенка?

— Молодец. Но следующий раз мы можем не прилететь. Могут прилететь другие люди. И я прошу тебя, Сеф, если с ними не будет меня, Жанны или, — в голосе Шонта мелькнула тень усмешки, — тех, кто был в прошлый раз — не подходи к ним. Не говори с ними. Не пытайся знакомиться с ними. А если увидишь у них знак, похожий на глаз в руке — ни в коем случае не оставайся с ними одна. И, раз ты самая умная среди своих друзей, — не пускай их знакомиться с этими людьми. Понимаешь меня, Сеф?

На лице девочки уже не было улыбки: озабоченность, непонимание — и легкий испуг. Она посмотрела на мать, но Анна просто наблюдала за беседой Шонта со своей дочерью, не вмешиваясь.

— Эти люди плохие?

«Хороший вопрос», — про себя подумала Жанна. — «Смотрит в корень…»

— Плохие? — Шонт не позволял себе ни на миг проявить снисходительность или поучать девочку — он говорил, не делая скидок на возраст, как с взрослой. — Они не думают о тебе, Сеф. Они не заботятся о тебе. Они не заботятся о твоей маме. О твоих друзьях. Они заботятся только о себе. Они могут улыбаться тебе… и если увидишь их улыбку — беги от них. А самое лучшее — не попадайся им на глаза и не говори с ними. Ты обещаешь мне, Сеф? Мне и Жанне — обещаешь?

Помедлив, она кивнула — немного неуверенно, но кивнула.

— Беги домой, Серафима, — сказала ей Анна. — Я скоро приду.

Девочка снова кивнула, посмотрела по очереди на Жанну и Шонта — и сперва быстро пошла, а затем и побежала в сторону заслонившей небо горы. Трое людей молча смотрели ей вслед, пока крохотная фигурка не скрылась среди вырастающих из потрескавшейся сухой земли бурых скал.

— Значит — СБК? — нарушила тишину Анна.

— Вероятно, — Шонт отряхнул пыль с ткани сьютера. — Хоть и не решено. Когда вернемся — командор приложит все силы, чтобы оставить все по-прежнему. Но вам стоит быть готовыми, что у нас не получится.

Анна сухо ответила:

— Мы будем готовы. Эти стервятники — не лучшая новость, но мы справимся, — она оглянулась, окидывая взглядом бесплодную равнину. — Мы привыкли справляться.

— Вы можете вернуться… — осторожно начала Жанна, но осеклась, увидев гримасу на лице Анны.

— Вернуться? Куда? — горечь и раздражение сплелись в голосе матери Серафимы. — Там был дом — когда-то… Кто хотел — вернулся, едва появилась возможность. А остальные… Что там их ждет? Трибунал, может, как меня? Или им, как всем с Фурсана всю жизнь слышать «подстилка кошачья»?

Жанна открыла рот — и не нашла, что сказать. Шонт молчал.

Анна покачала головой, с кривой усмешкой наблюдая за пилотами.

— Я ведь давно привыкла к причудам дочери — сама такая. Меня еще в Академии прозвали «бабой со стальными яйцами». Потом — «неугомонная стерва». Потом — еще как-то… уже и не припомню. Спихивали с рук на руки — нигде не могла с начальством ужиться. Была бы паинькой, лизала б задницы штабным крысам — может, получила на звездочку больше… или даже на пару. В итоге — перед самой войной налепили мне погоны старлея и выпихнули сюда — руководить аванпостом, — Жанна удивленно вздохнула, покосилась на Шонта — и по его лицу поняла, что для напарника это — не новость. — В саму глушь законопатили — дальше некуда.

— А потом там, вверху, зажглись и погасли две новые звезды, когда раздолбали ворота. И мы остались одни. О нас все забыли. Нас бросили здесь умирать! — с нажимом сказала она.

Жанна облизнула пересохшие губы, удивляясь, что Джон ничего не возражает — видно, похожую беседу он уже вел в прошлом.

— Мы не знали. Не осталось сил… ничего не осталось, чтобы помочь вам. Мы…

— Отступали! Бежали! Давали сдачи! — словно вколачивая гвозди, процедила Анна. — Но у вас хоть была надежда. Что было у нас?

Девушка ничего не ответила на это — повторять «мы не знали» явно было плохой идеей.

— Забавно… Раз в жизни «баба со стальными яйцами» оказалась там, где больше всего была нужна. Знаете, на что тут все было похоже в первые дни после? Не знаете — я скажу: на психушку с психами в роли санитаров. Их всех мне пришлось взять за глотку. Всех. До последнего нытика. А кому-то пришлось эту глотку вырвать — чтобы спасти других. А из остальных выбить все дерьмо. Заставить пахать. Грызть землю по двадцать часов в сутки. Не терять надежды. Верить. Мы два года ждали. Два года надеялись. Два года верили. А потом — в один прекрасный день — перестали верить. И начали завидовать тем, кто умер за эти два года. Потому что они умерли с надеждой. Потому что они умерли, веря в вас.

Она провела рукой по лицу. Оглянулась в сторону, куда ушла ее дочь, и вновь посмотрела на пилотов «Гетмана Хмельницкого». Создалось впечатление, она хочет что-то еще сказать, но лишь глубоко вздохнула.

Было бы проще, брось она все это в лицо с той же яростью и гневом, что тэш’ша в пещере, подумала Жанна. Проще понять, проще ответить. Но что ответить на горькую усталость, отпечатавшуюся в каждом слове? Жанна нашла бы, что ответить на ее упреки. Но что ответить на горечь и разочарование — этого она не знала.