Дмитрий Виконтов - Родиться в Вифлееме [СИ]

Тэш’ша обошел напряженно следящую за ним девушку. Зачерпнул горсть тумана из послушно подавшейся к нему сизой стены. И, как сперва Шонт, а совсем недавно и сама Жанна, пропустил текучую субстанцию между пальцев.

— Здесь видится то, что хочется видеть. Что рвется из глубин памяти. Момент радости или горя, миг, проскользнувший незаметно, или оставшийся в воспоминаниях, но понятый неправильно. Частично. Или непонятый вовсе — из-за чувств, которые осознание может принести. Каждый, кто отбрасывает тень в свете Храма Ушедших, приходит за помощью. Каждый получает помощь. И в миг осознания каждый решает, смириться ли с неизбежностью того, что должно быть сделано, или отречься от своей сути в пользу иллюзий.

Последние клочья тумана соскользнули с выпущенных когтей тэш’ша. Жанне стоило немалых сил подавить желание выхватить оружие, когда из бугристых наростов на концах пальцев тэш’ша выползли серповидные полуторасантиметровые «коготки» — рудименты, доставшиеся им в наследство от их предков. Такие же рудименты, как и пара клыков, молочно-белые кончики которых чуть выступали из-под верхней губы стоящего перед ней «кота»; рудименты, невесть зачем сохраненные имперскими генетиками. Жанна вспомнила изуродованное застарелой пятеркой шрамов лицо шефа службы безопасности «Гетмана Хмельницкого» — «рудименты» там или не «рудименты», а еще один довод не доводить дело до рукопашных с «котами». Как правило, заканчивалось это плохо.

— Один раз было сказано, тэш’ша, — когда Джон заговорил, у девушки возник образ беззвучно выходящего из ножен клинка — и здесь уж «кот»-эмпат был совершенно ни при чем. — Мы не нуждаемся в вашей помощи!

— Не нуждаетесь, — отвернувшийся от Жанны тэш’ша предпочел истолковать фразу по-своему. — И постоянно… почти постоянно приходите. Меняются спутники, по-разному реагируют на Зал Памяти, по-разному общаются — неизменны вы. Вошли в аирит-та’ашая и увидели то, что должны были увидеть, — слова на чон-саа Жанна не поняла, но сообразила, что имел в виду «кот». А вот что напарник побывал в этой белой дряни — удивило… немного. Все же Джона она знала, как облупленного. — И остались… безучастным.

Эмпатический импульс коснулся людей — странная смесь равнодушного любопытства и совершенно дикого в теперешней ситуации сожаления.

— Думали. Изучали. Следили. Наш долг понять тех, кто приходит к Стражам Небес — понять и помочь в осознании себя. Слова и мудрость Ушедших дарованы народу тэш’ша, но так же сказано, что мы первые. Не единственные, — неожиданно тэш’ша совсем по-человечески вздохнул. — Но вы вне помощи, которую Стражи Небес могут оказать. Есть только помощь, что окажут Ушедшие, когда осознаете и примете то, что должны были осознать и принять давным-давно.

Он замолчал и в наступившей тишине даже приглушенный стук шагов показался громче выстрела рейкера. Ее напарник спокойно выдержал взгляд Стража Небес; разве что серая кожа десперианина чуть посветлела, — но это могло быть игрой тутошнего освещения.

Если тэш’ша и рассчитывал на ответ Шонта, то молчание ее напарника не смутило «кота». Или счел, что сказанного достаточно, или вспомнил, зачем здесь вообще они появились сегодня — опустив руку к поясу, он коснулся чего-то, спрятанного под одеждой.

Родившийся под сводом пещеры звук напомнил Жанне свист, с которым им проложили дорогу к Храму… до которого они, к слову сказать, так и не дошли. Видать тэш’ша это место для переговоров вполне устраивало, и, судя по тому, как спокойно наблюдал за происходящим Шонт, — похожие случаи были в прошлом.

Впереди и позади волны тумана хлынули на дорогу, в мгновение ока скрыв даже намек, что там четвертью часа раннее шли люди. Что-то невидимое гулко ухнуло — и серо-белые стены рывком раздвинулись метров на десять-пятнадцать, образовав почти правильный круг, в центре которого стояли люди и священник тэш’ша.

Стало значительно светлее: теперь Жанне не приходилось напрягать зрение в попытках рассмотреть «кота». Кроме естественной тревоги от присутствия на расстоянии всего пары шагов врага, подстегиваемой уязвленным самолюбием, была еще крохотная капля любопытства. На фронте Стражи Небес появлялись очень редко и в число тех, кто повидал их не через прицельный маркер визора или боевого шлема, Жанна не входила.

Сейчас, когда они стояли почти вплотную, девушка с небольшим удивлением поняла, что «кот» не так высок, как ей казалось раньше. На Шонта, во всяком случае, у него не вышло бы смотреть сверху вниз, зато размахом плеч тэш’ша сантиметров на двадцать превосходил пилота «Гетмана Хмельницкого». Массивные наплечники — пусть даже короче тех, что были неотъемлемой частью военных мундиров Империи — только придавали некую завершенность массивной фигуре «кота».

Вышитый на мантии с левой стороны груди тэш’ша герб Клана — черная узкая вертикальная полоска, венчаемая столь же узким белым кольцом, — и непонятные знаки по обе стороны герба она едва удостоила вниманием, подняв глаза к неподвижному лицу тэш’ша.

Когда о тэш’ша говорят «коты», пришло Жанне в голову, редко кто задумывается, что нет ничего более далекого от истины. Лишь при первом, торопливо брошенном взгляде можно было найти нечто общее между ним и любым представителем кошачьих. Даже тигриная морда, чаще всего называемая, как ближайший аналог лица тэш’ша среди земных животных, так же мало подходила на эту роль, как морда какого-то бабуина подходила для сравнения с человеческим лицом. Много ближе к истине были те, кто находил в нем сплав отчасти человеческих, отчасти звериных черт, но сейчас, стоя на расстоянии вытянутой руки от него, Жанна мысленно согласилась с как-то высказанным командором мнением, что это «чушь собачья». В лице тэш’ша не было ничего человеческого, и ничего тигриного — и про это нельзя было никогда забывать. Стоящее перед ней существо не имело ничего общего ни с человеком, ни с любым земным животным, а было опасным, хитрым и умным врагом. Как бы оно не выглядело, чтобы не делало или говорило.

И все же… и все же Жанна была достаточно честна с собой, чтобы ни признать своеобразную красоту лица тэш’ша. Девушка хорошо знала, что если срезать всю шерсть до самой черной, плотно облегающей кости черепа кожи, то зрелище будет… неприятным. Но у данного тэш’ша шерсть была на месте, сглаживая угловатость двойной дуги скул, скрывая как маленькие, круглые ороговелые ушные раковины почти у самого основания черепа, так и квадратный, мощный подбородок. Шерсть прятала чуть выступавшую над кожей пару костяных гребней, начинающихся по обе стороны головы у затылка и «V»-образно сходящихся к переносице, откуда вниз росла бело-серая стреловидная пластина, защищавшая носовую впадину. Шерсть укутывала почти все «неприятности» лица, позволяя Жанне, скрепя сердце, признать его завораживающим — и в то же время жутким. Потому что она ни на секунду не позволяла себе забыть, на кого она смотрит.