Олег Синицын - Спецхранилище

– Понятия не имею. Сияющее великолепие. Еще он говорил «золотой свет». Без конца повторял эти слова. Добиться вразумительного объяснения нам так и не удалось: он совершенно выжил из ума. Позже я ездил к нему в лечебницу. Он оброс волосами, ползал вдоль стен и не переставал талдычить, что должен увидеть Сияющее Великолепие. Военная прокуратура пришла к выводу, что долгое и тесное общение с внеземными элементами сыграло с человеческой психикой злую шутку. После того случая мы организовали для работающих в бункере строгий график без сверхнормативных часов и с обязательными выходными. Также наняли психолога, который регулярно беседовал с учеными, выявляя зачатки психических расстройств. С тех пор несчастные случаи не повторялись.

– Забавная история.

– Забавнее некуда.

Я неловко шевельнул плечом, и в него врезалась боль. Муки, которые она вызывала, очевидно, отразились на лице, потому что Гордеев насторожился.

– Что у тебя с плечом?

Он поднялся со стула, обошел стол и, приблизившись, двумя пальцами оттянул ворот моей куртки.

– Это он тебя так?

Я кивнул.

– Чем?

– Ножичком.

– Который светится?

Я снова кивнул.

– Где он?

Я вытащил трофей из кармана. Полковник осмотрел устройство, потом положил его в целлофановый пакетик, тщательно запечатал край и убрал во внутренний карман. Вот так, будто и не было у меня светящегося ножика.

– Что-нибудь осталось? – осведомился Гордеев.

Я смотрел на него с улыбочкой.

– Ну давай, капитан, колись, что там у тебя!

Мы вернулись в бункер.

Здоровой рукой я вытащил из кладовки инопланетный контейнер. Почесывая подбородок, Гордеев недовольно оглядел трофей. Потом быстро (намного быстрее, чем я вчера) отыскал защелку, отпирающую крышку. Свет потолочных ламп блеснул на трубках сложенного внутри устройства.

– Это позитронный резак, – с ходу определил полковник. – Очень мощный агрегат, способный вспарывать танковую броню и банковские сейфы. Режет их как масло. У него контактный способ действия, поэтому в качестве оружия не применишь. Зачем чебурашка его притащил?

– Может, для того чтобы вскрыть гермодверь?

– Опять ты об этом!

– Задолбал меня ваш эзопов язык... Я уверен, что пришельцам что-то нужно в бункере. Вот почему этот хмырь крутился над нашими местами, пока в его тарелку не ударила молния. Мне повезло с ним справиться, но, уверен, вместо него прилетят другие. И будут прилетать до тех пор, пока не получат то, что им нужно.

– В бункере ничего ценного нет. Все ценное мы увезли на подмосковный объект. Возможно, пришелец искал именно увезенные объекты. А здесь, я повторяю, объекты стратегической важности не хранятся. Гриф особой секретности с них снят.

Чей-то голос из рации на поясе моего собеседника (не самая дешевая модель «Моторолы») вызвал Гордеева и сообщил, что все готово. Что именно, я не знал, да мне и не нужно. Хватает своей головной боли.

– Я должен идти, – сказал Гордеев, убирая рацию в чехольчик на поясе.

– Спецхранилищу требуется дополнительная охрана. Сейчас объект караулит всего один человек с карабином. На мой взгляд, этого катастрофически мало. Нужны еще люди. Даже не просто люди – спецы, которые знают, с чем мы имеем дело.

– У меня нет лишних людей. Все силы брошены на специальную обработку зоны падения, охрану местности и эвакуацию тарелки.

– Хотя бы отделение.

– Нет. У меня приказ. Как я объясню начальству причину, по которой снял людей с экстренных работ? Чтобы перебросить их на охрану никому не нужного объекта? Меня за яйца повесят.

– Значит, не ждать от вас помощи?

– Продолжайте нести службу в прежнем режиме. Суету за речкой объясни подчиненным как устранение последствий аварии на магистральном газопроводе. Ту же самую версию пустим в местных новостях.

Он задумчиво глянул на позитронный резак в контейнере, стоявший на полу между нами.

– Мне сейчас некуда забрать этот сундук. Как и второго гуманоида. Поэтому до поры пусть оба полежат здесь, в бункере. Существующий перечень я расширю, копию получишь с курьером. Вопросы есть?

– Полно.

Он рассмеялся и направился к выходу.

Когда его вертолет поднялся в воздух, у меня создалось ощущение, что с этим полковником мы еще встретимся. Ощущение не подвело.

Я стоял возле ограждения на небольшом участке скошенной травы и разглядывал небо. Голубое, с легкой дымкой облаков на горизонте. Оно простиралось над холмом, за которым пряталось Коровьино, над лугом, над спецхраном посреди него, над лесом и рекой. Небо было просторным и необъятным.

Нападения мне следовало ждать отовсюду.

Меня не обучали войне с противником, который невидим, чья дислокация неизвестна, чьи цели покрыты мраком, а технологии превосходят на порядок. Пришельцы спустятся с небес на летающих блюдцах, вооруженные невероятными устройствами смерти, которым я не смогу что-либо противопоставить. Если бы «Семен» не потерял меня на мгновение из виду – фиг бы я с ним справился. С одним. Но теперь поодиночке их ждать не придется. Они явятся во множестве – хорошо оснащенные, подготовленные, озлобленные смертью собрата. Я уверен, что они придут снова. Потому что им нужна пирамидка. Очень нужна, как бы ни отговаривал меня от этой мысли Гордеев. Пусть он изучал внеземную жизнь продолжительное время, пусть многое о ней знает, зато он не видел, с каким вожделением вещал про объект из бункера мертвый «Семен». Как горели при этом его глаза.

Что мне делать?

Ничего. Продолжать нести службу в прежнем режиме, как советовал Гордеев. Скосить траву вдоль колючки и добиться от подчиненных, чтобы они обходили периметр, а не оглядывали его сонным взглядом, не отрывая задницы от табурета. Только вряд ли я смогу себя заставить служить по-старому, осознавая, что сижу на бомбе с тикающим часовым механизмом.

Внезапно проснулось мучительное желание повторить затяжной глоток, проделанный вчера на ступенях продуктового ларька... Нет. Нельзя. Ни в коем случае. Я обещал Юльке. Я должен сдержать обещание. К тому же мне всегда было стыдно перед Настенькой, когда папа являлся домой «на бровях». Я замечал, как менялся ее взгляд, как она избегала меня. Ребенок с пяти лет научился определять, в каком я состоянии. Мне было невыносимо стыдно за это.

...Рядом хрустнула трава под тяжелой подошвой. Не поворачивая головы, я скосил глаза в ту сторону. Фигура дяди Сани была напряжена, лицо бледное, губы презрительно кривились.

– Ну и че случилось с Кляксой, начальник?

Судя по голосу, он едва сдерживал гнев. Сидельников питал какие-то чувства к этой собаке, неудивительно, что ее внезапная смерть его сильно огорчила. А еще, по всей видимости, он связывал с этой смертью меня.