Сергей Хорунжий - Гражданская самооборона

Правда, с едой стало туговато, зато народу на улицах заметно поубавилось.

И люди стали какие-то все нервные: ругались, кричали, бегали друг за другом. Хорошо хоть обходили их стороной. Ещё бы, клыки, которые хозяин называл почему-то «ятаганами» враз охлаждали пыл, стоило кавказюле чуть вздёрнуть верхнюю губу. Самых последних посетителей, они особенно часто бывали в доме и пользовались неприкосновенностью, так как имели особый статус «свои!», дедушка принимал с особым радушием. Хоть и выглядели они как-то странно, и говорили тихо и печально, называя его потихоньку «бедолагой!». Даже их пришлось успокаивать негромким, но внушительным рёвом, как ни пытались они уговорить дедушку, что-то ему объясняя и складывая его вещи в коробки. Но старик, побледневший и разом осунувшийся так, словно все жизненные соки покинули его, решительно отказался от всего и, подозвав к себе своего верного друга, проводил гостей до порога.

«Вот мы и одни с тобой остались, малыш! — негромкие слова навсегда врезались в память. — Нет наших внучеков, никого нет! А я так надеялся, так ждал!!! Думал, забыли про меня, бросили…» Он что-то ещё долго бормотал про паскудную несправедливость, которая забирает молодых, оставляя никчёмную жизнь тем, кому коптить осталось всего ничего! Но Фил не понимал о чём хрипит, захлёбываясь слезами его любимый дедушка, не знал, как и чем помочь дорогому человеку.

А тот, потрепав «верную морду» сделал напоследок просто царский подарок: вывалил в миску неприкосновенный запас, целых две банки тушёнки и щедро полил какой-то жидкостью, которую ему оставили недавние визитёры в пластиковом контейнере. «Мне теперь уж ни к чему! Может тебе пригодится этот бальзам, Филька!» и побрёл в свою конуру, место, откуда он в последнее время подолгу не выходил, лёжа на высокой и многослойной подстилке, смешно называемой кроватью.

Утром, почуяв недоброе, могучий пёс одним ударом вынес хлипкую дверь и застыл на пороге…

Накануне, поужинав от пуза, он вырубился, не чуя вокруг ничего. Знаменитый собачий сон, вполглаза, когда слышится любой шорох, в эту ночь оставил его. Почему так случилось?

Что произошло?

Может, всему виной было вкусное мясо, приправленное необычным пряным соусом.

Кто знает?

Тем не менее, за то время пока он валялся в прострации, повизгивая от необычных ощущений, его хозяин умер…

Ушёл из жизни, окаменев сухим заострившимся лицом и ничего нельзя уже было исправить! Ничто не могло помочь: ни протяжный многочасовой вой, когда всё живое в ужасе огибало скорбное место, не решаясь попасть на глаза тоскующему зверю, ни горячая признательность. Фил долго лизал холодные неподвижные руки в надежде, что они оживут как прежде и он опять услышит спокойный чуть хрипловатый голос хозяина: «Ну что, малыш, пошли гулять?»

С годами его признательность к людям не проходила…

Он и сейчас заскочил посмотреть на то, что осталось от дедушки, отдавая дань уважения тому, кого любил по сей день. Кстати, его клан никогда не пробовал человечины — это было табу, в отличие от многих других стай обитавших поблизости. Рыжие огромные псы, сыновья и внуки Филимона, никогда не пытались перечить вожаку, даже если с пропитанием было совсем худо. При встрече с двуногими, которые не проявляли агрессии, им разрешалось только одно — уйти с дороги. И лишь убийцам соплеменников не было спуска, их выслеживали и безжалостно умерщвляли. Впрочем, таких в Царицынских трущобах оставалось всё меньше. Немногочисленные поселения таяли на глазах. Люди перебирались в более безопасные места или бесследно исчезали под натиском враждебных тварей.

Вот и сейчас рыжий пёс почуял недоброе присутствие. Та ночь, когда он потерял хозяина, изменила не только его жизнь, но и саму сущность. Постепенно увеличившись в размерах почти втрое, он изменился и внутренне: обоняние, зрение, клыки и мышцы, приобрели необычайную силу и выносливость. Тяжёлые раны, полученные в схватках, заживали в считанные дни, годы летели мимо не оставляя заметного следа на его шкуре. Только бесценный опыт накапливался у него в крутой лобастой башке, спасая от многих ловушек, выводя из бесчисленных передряг его самого и близких ему сородичей. Даже мысли своей стаи он слышал на расстоянии, отдавая команды, обмениваясь впечатлениями. Но как ни хороши были собаки — всё вокруг тоже менялось с непостижимой скоростью и, к сожалению, не в лучшую сторону.

Потому он притормозил на перекрёстке, вслушиваясь и внюхиваясь в окружающее.

В последнее время грустные мысли не оставляли вожака ни на одно мгновение: как он ни старался, отпрыски гибли, хоть и унаследовали его неуязвимость.

Но они не были бессмертными! А рождались совсем не в тех количествах, в каких воспроизводили своё потомство ненавистные крысюки. Да и эти извечные враги собачьего племени тоже не стояли на месте. Становились крупнее, хитрее, действовали всё более организованно, словно набирались тех самых сил, которые бурлили в крови у рыжих псов.

А может, так оно и было…

Ведь не зря его подруга, чувствуя что-то такое, что присуще только мудрым и опытным самкам, заставила искать Фила новое убежище, подальше от тех мест, где кишмя кишели длиннохвостые твари. Они боялись открытых мест, могли плавать, но старались не соваться в воду, обходили стороной глубинные лабиринты, которые уходили в бездонную черноту. И везде им было тесно, неуживчиво. Похоже, что эти ненасытные утробы охотились не только по нужде, вечно голодные и рыскающие в поисках пищи — у них стала проявляться жажда крови и свирепая неудовлетворённость, как у хорьков, когда они попадали в курятник и успокаивались только тогда, когда расправлялись с последней жертвой. Правда, пёс не был уверен до конца в этом своём открытии, которое обеспокоило его не на шутку, но интуиция его редко подводила, особенно в делах, касавшихся крысюков. И хоть их уничтожали сотнями и тысячами, им на смену приходили новые и новые, более приспособленные. Вот его и торопили, заставляя искать новое логово для щенков, чтобы у них была относительно безопасная жизнь.

Мать-собака умудрялась избегать ярости вечно голодных бестий, сталкивая их с другими кланами, с воинственными и неосторожными людьми, которые, погибая, забирали вместе с собой несметные полчища, наводила на крысиные гнёзда подземных монстров, хитро и ловко заметая собственные следы.

Но долго так продолжаться не могло.

Им нужно было что-то такое, особенное и, похоже, что он всё-таки нашёл, а теперь торопился, чтобы поскорее перевести на остров, покрытый густой растительностью свою стаю. Водная преграда хорошо защищала от непрошенных гостей, а лес укрывал от любопытных глаз. Ровная гладкая поверхность позволяла издалека заметить опасность. А, кроме того, как подходов, так и путей отступления было гораздо больше и последним аргументом являлось то, что очень немногие наземные животные могли сражаться в воде. Крысюки так те точно на это не были способны, в отличие от псов.