Сергей Хорунжий - Гражданская самооборона

Правда, со спасательной операцией он явно подзадержался.

Некому было помогать…

Впрочем, одна из собак, высокая пепельно-серая сука ещё держалась на ногах, высоко задирая вверх морду, в которой болтался маленький рыжий комочек. До неё уже тоже добрались, но она стояла, не смотря ни на что!

И тут заработал нижний пулемёт, Ника перестала сохранять нейтралитет, как и Василий, который в голос ревел, причитая что-то горестно-неразборчивое, грозя «гадским гадам» жестокой расправой.

К сухому металлическому такатанию, Горыныч добавил басовитый грохот тяжёлой крупнокалиберной спарки. Стальной вихрь заметно добавил к уже навороченным кучам крысиной дохлятины новых длиннохвостых клиентов. Вмешательство извне было ощутимым, проделывая в рядах нападавших широкие бреши, истекающие целыми потоками крови. Впрочем, это не мешало отдельным тварям вгрызаться в последнюю свою жертву. Они будто знали, что стрелки их не тронут, побояться. Егор озадаченно хмыкнул, вспоминая слова девушки о том, что местная фауна не только максимально опасна, но и действительно умна.

Отсекая от несчастной собаки незатухающий крысиный поток, он действительно боялся в неё попасть, да и огонь прекращать было нельзя. Крысюки лезли и лезли, словно из бездонной бочки, ничего и никого не боясь. Разъярённые упорным сопротивлением длиннохвостые бестии заметили нового врага, переключая на него своё внимание. Максимум возможного в этой ситуации было сделано, но спасти последнюю самку погибшего клана всё же никак не получалось.

Ни технически, ни физически…

Впрочем, Горыныч в очередной раз убедился, что человеческие стереотипы привычные и работающие в той, прошлой жизни, тут, уже в который раз, показали свою несостоятельность. Бесспорно, обладающее определённым интеллектом животное само начало действовать, без чьей-либо помощи или подсказки. Перехватив поудобнее свою драгоценную ношу, собака побрела в сторону плюющейся смертью большой металлической коробки, стряхивая с себя прожорливую нечисть. Она не дёргалась, не шарахалась по сторонам, чтобы не попасть под стальной веер, несущий смерть, а шла спокойно и размеренно, будто на прогулке.

И тут Гор с ужасом услышал, как лязгнул за спиной незадраенный люк, и крышка с помощью микролифта щёлкнула, легко откидываясь в сторону.

— Вася, в рот компот! Убью, если жив останешься…

Но мальчуган ничего такого не слышал, он полз снаружи, по броне, навстречу плывущему в копошащемся месиве удивительному пепельно-серому существу. Собака-мать, каким-то образом достучалась до его сознания, моля о помощи: «Спаси моего сына, малыш!»

И Вася не посмел отказать…

Егор рванулся вслед, зацепился за что-то, пытаясь освободиться любой ценой, но крепкая, особо прочная материя даже не затрещала: «Наноткань, мать их!». Потеряв несколько драгоценных секунд, он всё же вывернулся и выскочил наружу. Подцепив пацанёнка с драгоценной ношей в обнимку одной рукой, другой, отбросил заскрежетавшую по левой стороне серую тень и юркнул вовнутрь, накрепко задраивая за собой проход.

А за толстой стальной обшивкой отсчитывало свои оставшиеся короткие мгновения любящее материнское сердце. Оно сделало то, что хотело, сохранив самого любимого щенка, так похожего на отца и пело от радости и счастья последнюю песню. Пело от ярости и упоения боем, уже никем и ничем не сдерживаемое. Все условности остались позади за той чертой, откуда нет возврата. И не нужно было держать строй, не нужно было бояться и стараться выжить любой ценой, чтобы спасать жизнь тем, кто был так мил и дорог.

Ничего этого уже не нужно было!

Теперь она могла стать сама собой и отомстить за себя и за свою погибшую стаю…

Снаружи что-то шипело и булькало. Непонятный звук очень сильно походил на то, как если бы прохудившийся чайник, стоящий на плите из последних сил пытался погасить огонь остатками уже заканчивающейся, почти испарившейся влаги, беснуясь и фыркая раскалёнными боками. Пороховые газы и копоть драли горло, разъедали глаза, а приторный запах свежей мертвечины норовил выжать наружу жалкие остатки утренней трапезы. Хотелось пить, но люди в покосившемся бронетранспортёре, стоящем на изорванных в лохмотья колёсах, тихо сидели, не решаясь нарушить наступившую тишину.

Только еле слышное попискивание раздавалось из того закомарка, в который забрался Василёк, чтобы не мешать взрослым делать свою страшную работу. Он не выбрался оттуда даже после того, как всё закончилось, и старшие товарищи прекратили ругаться и терзать нагревшиеся от беспрерывной стрельбы пулемёты, заставляя их изрыгать в сторону взбесившихся крыс всё новые и новые порции свинца.

Да его никто и не трогал.

Не до того было…

— Одуреть можно, — прохрипел наконец-то Егор, сползая вниз и не желая больше выцеливать жалкие остатки того, что ещё буквально десяток минут тому назад представляло собой грозную силу, а теперь растеклось вокруг кровавым месивом. — Похоже, что мы всё-таки справились.

— Ну да, — согласилась с ним девушка. — Только дальше пойдём пешком. Съели нашего конягу. Вась, а Вась, ты как, готов идти ногами?

Ника подобралась поближе к мальчишке, желая убедиться, что с ним всё в порядке. А тот, помолчав какое-то время, тихо спросил:

— Колосматить будите?

— С чего ты взял? — вмешался Горыныч.

— Я зыть не послусался, — невесело вздохнул мальчуган. — И с собаськой, и салики не сситал, когда вы лугалися и вассе, — пригорюнился Василёк. — Забоялся я.

Последние слова пацанёнок произнёс почти шёпотом и зашмыгал носом-пуговкой, осуждая себя за все проступки сразу.

— Ну, знаешь, — деликатно закхекал Егор. — Бывают такие случаи, когда слушаться, никак не получается. Вот мы, например, могли ведь не вмешиваться, тогда бы и машина осталась целой, и пешкодралить дальше бы не пришлось! Дорога-то будет теперь не близкой! — озадачился он. — А только не смогли, не сумели остаться в стороне, когда такое увидели.

— Плавда? — заискрил своими глазятами Васька. — И вы то зыть не смогли? То зыть услысали?

— Ты про что это? — заинтересовалась Ника.

— Вас больсая собаська то зыть поплосила ей помось?

— В смысле? — Гор недоумённо переглянулся с девушкой. — А ну давай, докладывай.

— Ну, как зе, — заторопился мальчуган. — Она позвала меня и поплосила спасти, вот его, — на вытянутых руках он с трудом удерживал пузатого рыжего щенка, кряхтевшего от неудобства. Малыш, пригревшийся на Васиных руках, задёргался и заскулил, выказывая своё недовольство. — Ну вот, а типеля и етот заговолил…

— О чём? — подозрительно посмотрел на него Горыныч.

— Не нлавится ему, — пожал плечами пацанёнок. — Холодно ему и больно.