Василий Сахаров - Дальний поход.

– Конечно, хочу.

В Конфедерации считали, что патриарх у дикарей, это родоначальник какого-то клана или даже целого племенного сообщества. На деле же, это не совсем так. Патриархом считался человек переживший чуму, и дотянувший до наших дней. Сами дикари, называли таких людей, первоначально непонятным для меня словосочетанием Токтовидс, при позднейшей расшифровке: Тот Кто Видел Смерть.

Некогда, в среде «зверьков» таковых людей было немало, и в диком лесном обществе, всего за десять-пятнадцать лет скатившемся к первобытно-общинному строю, они имели серьезный вес. Хотя, это как посмотреть. Вожди дикарей совещались с ними по некоторым вопросам и прислушивались к их мнению, но поступали всегда по-своему.

Если советы Токтовидса были полезны племени, патриарха уважали, давали хорошую еду, одежду, отдельную пещеру или хижину, а коль была потребность, то и женщину выделяли. Однако, в случае если кто-то из Токтовидсов, пытался противопоставить себя и свое видение мира, морально-этическим нормам племени, про такого говорили, что он заболел и находится при смерти. Как следствие, вскоре ему облегчали страдания. На общем собрании всего племени, его ритуально убивали, мясо варили в общинном котле и съедали на всю толпу.

Токдовидс, с которым меня свела судьба, дедушка в подвале, представился как Сурик. Временно, до возвращения в племя самых авторитетных воинов, он возглавлял что-то вроде разведывательно-информационного агентства работающего сразу на несколько дикарских общин. Он собирал среди пленников, участь которых в конечном итоге, всегда была незавидна, сведения и знания об окружающем мире, а затем, делал из них краткую выжимку и с молодыми воинами, устно, рассылал информацию по всем окрестным племенам.

Мне, за информацию и сотрудничество, он пообещал жизнь и неприкосновенность. Но уже через пару часов нашего общения, когда пришло понимание того, что за человек сидит передо мной, я понял, что на мою судьбу он влияет только косвенно и совсем незначительно. Не смотря на слова старикашки, что он может отсрочить мою гибель, я четко осознал, что Сурик мне ничем не поможет. Самое большее, что Токтовидс может сделать, это посоветовать вождю перенести мою казнь на несколько дней. На этом все. В родном племени Сурик, как и любой иной патриарх, реальной власти не имел, и вождь Намба, к словам своего старого советника, прислушивался с каждым годом, все меньше и меньше.

Слава Суриков, на данный момент Токтовидс Сурик, на момент прихода чумы, был самым обычным заключенным одной из мордовских колоний для несовершеннолетних, знаний о мире имел немного, и вопросы задавал самые простейшие. Однако разговаривать с ним было интересно, ведь говорил не только я, но и сам патриарх, который о многом мне поведал. Видимо, нормального общения у человека давно ни с кем не было. Поэтому, разговорившись, местный Токтовидс столько мне рассказал о дикарях и их обществе, что, наверное, все наши ученые вместе взятые, столько не знали. Сурик говорил и говорил, прерывался, вскакивал с места и помешивал вонючую смесь, которую варил в котелке над огнем, быстро возвращался на свой стул, опять задавал вопросы касающиеся положения дел в Москве и на Кубани, и снова говорил.

Так продолжалось до самого позднего вечера, и так прошел первый день моего пребывания среди дикарей.

На ночь меня вернули в общий подвал, и снова я оказался один, ни поселян, ни егеря Никитина, в подземелье не было, и они появились только следующим утром. Я проснулся от тех же самых звуков, что и минувшим днем. Со скрипом открылась дверь в подвал. По ступенькам быстро сбежал Никитин, а за ним вслед, вниз покатились селяне, которых молодые дикари подгоняли сильными пинками в спину.

Егерь сразу же направился ко мне, молча присел рядом, и когда дверь закрылась, спросил:

– Ну, что братан, вспомнил свое имя?

– Да, Александром меня зовут.

– Вчера у Токтовидса был?

– У него самого, – подтвердил я.

– Не верь ему, он тебя выручить не сможет.

– Это я уже понял, но лучше у него в подвале сидеть, чем здесь, среди костей и плесени весь день гнить.

– Тоже верно, – согласился он. – О чем Сурик спрашивал?

– Общая информация: сколько людей в государстве, есть ли танки и самолеты, и каков технический потенциал. По-моему, он полнейший дилетант, сам не знает, что хочет в итоге получить, и все вопросы задает по какому-то дурацкому шаблону.

– Ты тоже заметил?

– Конечно, – оглядев понурых крестьян, я спросил егеря: – А ты чем вчера занимался?

– Рыбу в местной речушке ловил, вместе с этими, – он кивнул на селян. – Ночевали на берегу, а сейчас нас опять в стойбище вернули.

– И зачем?

– Наверное, в стойбище что-то надо сделать…

На какой-то момент мы замолчали. В подвальной тишине было слышно только сопение других пленников, эти звуки навевали тоску, и дабы отвлечься от них, я спросил у егеря:

– Что насчет нового побега думаешь?

Никитин понизил голос до шепота, наклонился к моему уху и сказал:

– Есть план. Думаю, если сегодня к вечеру нас снова на реку поведут, с меня колодку снимут. Отоварю охранника, брошусь в воду и на тот берег переплыву. Шансы на спасение небольшие, но они есть.

– А мне с вами на реку, никак нельзя попасть?

– Нет, – егерь помотал головой. – За тобой особый присмотр, ты ритуальная жертва, так что будешь с Суриком говорить, а из стойбища тебя не выпустят. Да и слаб ты, чтобы через реку перебраться.

– Ничего, мне бы хоть попробовать.

– Не получится.

– Родион, а если Сурика в заложники захватить и так попробовать из стойбища выбраться?

– Чушь, «зверьки» этого не пойму. Сурика грохнут, а тебя вырубят и на цепь посадят.

– Меня-то понятно, а патриарха за что убивать?

Бывший сержант ухмыльнулся:

– За слабость и ротозейство. Таким людям здесь сразу смерть, потому что они бесполезны, и даже более того, опасны для всего племени.

Егерь замолчал, подтянул под себя ноги, и о чем-то задумался. Я тоже погрузился в свои мысли. Мое тело начало приходить в норму. Хотелось есть, и это верный признак того, что организм пошел на поправку и ему требуются калории. Сегодняшний распорядок дня, скорее всего, будет походить на вчерашний и, возможно, получится перекусить у Сурика. Хорошего плана, как бы мне сбежать из стойбища, пока нет. Жить мне осталось два дня, и куда ни кинь, всюду клин.

Что делать? Как спасти себя? Где мои люди? Что с ними? Удалось ли им вырваться с враждебной территории и добраться до Калуги? Полная неизвестность и знание о том, что смерть с каждым часом все ближе ко мне. Получится, погибну в бою, а не улыбнется удача, буду долго мучаться. Вот же, блин. Сам не заметил, как быструю смерть стал считать великой удачей.