Лев Жаков - Охотники на мутантов

– Ладно, а девочка тут при чем?

– А! – кивнул Маркелыч. – Она же здешняя. Родилась и росла тут. Местные рассказали, что она по подземельям лазала и дружбу водила с Боргом. Единственная, кто туда много раз спускался и назад выходил. Ну, капитан сложил два и два и барышню твою заказал сюда доставить. Понял ты, что к чему? Она для нас навроде золотого ключика от тех лабораторий подземных…

– И вы не знаете, что там… – нахмурившись, пробормотал Лесник.

– Говорю ж тебе: про это только капитан знает, – развел руками Маркелыч. – И цель, с которой мы туда идем, – тоже только он. Капитан у нас… одержимый, ага. Ну ладненько, я собираться буду, а ты бы поспал часок, мил человек. Ожог потом не позволит медлить, идти будем быстро, никакого роздыху.

– Ты снайпер? – Лесник показал взглядом на «СВД». – Чего винтовка старая?

Маркелыч широко улыбнулся, любовно погладил оружие.

– Да вот, на складе одном откопал. Это ж еще семидесятых годов прошлого века, ага. У них стволы другие, сталь другая… Они лучше, вот что я тебе скажу. Люблю я все старое, надежное. У тебя вон тоже, гляжу, не оружейный модуль с лазером и другой ерундой, э?

Лесник покосился на двустволку, стоящую рядом у стены, и ничего не сказал. Маркелыч отошел к витринам, вытащил из-за них ящик с боеприпасом. Кабан и Жарик, толкаясь и вполголоса переругиваясь, доедали картошку. Шуршала газета, у кого-то из них в зубах громко хрустел крепкий соленый огурец.

Винт оглянулся на Маркелыча, который сосредоточенно складывал в рюкзак плоские жестяные коробки, пересел на лавку к Леснику и, нагнувшись, зачастил громким шепотом:

– Ты, дед, на Ожога не сердись, он мужик хороший. Лучший боец в лагере, а может, и во всем «Долге». Только после случая с контролером у него мозги набекрень малеха, Да ведь у кого из нас своих тараканов нет под черепушкой?

Лесник ткнул себя в щеку.

– После этого крыша съехала?

– Точно, – закивал Винт и пальцем нарисовал у себя на правой половине лица круг. – И кличкой он своей чуть ли не гордится, ну то есть обычно люди уродства такого стыдятся, а он вроде наоборот… Оно ему энергию дает, одержимость, понимаешь? Когда стали его у нас за глаза Ожогом называть, до него дошло быстро, ясное дело, он с тех пор так и сам стал представляться, мол, Ожог, прошу любить и жаловать… Дело года три назад было, контролер ему попался, толкнул его в «Жарку». Та полыхнула. Но Ожог-то волевой мужик, не удалось мутанту его целиком под контроль взять. Вырвался, однако, видишь, как его волной тепловой припечатало? А контролер смылся, и капитан с тех пор все его ищет, чтобы отомстить, да никак найти не может. Так что о контролерах при нем лучше не заговаривать – звереет, как черт. Понимаешь?

Маркелыч поднял голову от рюкзака и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Что-то дед задерживается. Давно уж должен прийти, а все нету его. Надо поискать, а?

Голос был знакомый.

– Пахом Сергеич? – прошептал Рамир. Опустив оружие, он медленно повернулся.

Перед ним стоял маленький востроносый дедок со старым карабином.

– А, Рамир! – сказал он. – Помню, помню, встречались как-то… И чего тут забыл, милок? Кого стрелять собирался?

Цыган кинул взгляд через плечо поверх бурьяна. На крыльце рядом со здоровяком появился еще один незнакомец, высокий, с большим носом, похожим на клюв, что-то уныло сказал, повернулся… Детина с пулеметом отступил, зверолов и девушка поднялись на крыльцо. Пулеметчик могучим плечом подтолкнул зверолова, тот качнулся, но вроде как не заметил этого – и вошел в дом вместе с Настей.

– Уже никого, – буркнул Цыган и повесил автомат за спину. – Все, провалил я задание. Кто это там, возле магазина?

– И не только возле, айв магазине тоже они сидят! – ; подхватил Пахом дребезжащим тенорком. – Из «Долга» эти ребята, эти… группировщики.

Группировщики. Рамир кивнул сам себе. Нуда, логично: «Долгу» надо, чтобы девушка попала сюда, а «Свободе», стало быть, – чтобы не попала. У этих группировок противоположная идеология: если «Долг» стремится не просто держать Зону под контролем, но, по мере возможности, бо– f роться с ее многочисленными проявлениями, подавлять их, уничтожать, то «Свобода», наоборот, считает, что здесь все должно идти как идет, что нельзя вмешиваться, а надо ; сосуществовать с Зоной…

– А ежели никого, так и пойдем отседова, – шепотом предложил дедок. – Подмерз я на осеннем ветерке, согреться надо, а скоро снова идти… Идем, идем, расскажешь, чего забыл тут. Я тебя помню, Цыган, ты парень в целом хороший, без гнильцы.

Он поманил сталкера скрюченным артритом пальцем. Рамир молча пошел вслед за Пахомом прочь от перекрестка, продолжая размышлять: все это дело связано с Крепостью и Боргом – тут уж сомнений нет. «Долг» хочет при помощи девушки разобраться с кем-то… Может, именно с этим Боргом? Подступиться к нему поближе, пользуясь старой дружбой Насти с ним, да и уничтожить? А «Свобода», значит, не желает этого, причем так сильно не желает, что решила потратить изрядную сумму и нанять человека, который убил бы девушку по дороге…

– Давай не отставай. – Пахом стволом карабина раздвинул чахлые заросли сирени, вошел в них. Рамир шагнул следом. И вдруг понял – дед ведет себя нормально! Будто не ощущает антихаризмы сталкера! Это еще что такое? Цыган уставился в спину старика, который шел между зарослями и покосившимся забором. Почему он так спокойно себя ведет? Не потеет, лицо не зеленеет… Рамир даже что-то вроде обиды ощутил, но тут же мысленно стукнул себя кулаком по лбу – радуйся, идиот, что хоть кто-то кроме девчонки может с тобой спокойно разговаривать!

Они вышли из кустов, по тропе обогнули несколько заброшенных домов и вышли к сельпо. Рядом в маленьком домишке на одно окно и жил дед Пахом.

– Мне много не надо, – пояснил дед, открывая дверь в сени. На гвоздиках, вбитых в бревенчатую стену, висели ватники, под ними рядком стояли валенки, башмаки и стоптанные тапки. – Раздевайся, Цыганчик, и будь гостем, – пригласил хозяин, ставя карабин в угол и сбрасывая болотные сапоги, которые казались огромными на тщедушном старичке. Надев тапки, он прошел в комнату. Ра-мир скинул рюкзак, развязал ботинки, поставил рядом с сапогами. Перед тем как последовать за хозяином, покопался в своих вещах, вытащил банку тушенки и брикет ооновского пайка, а еще тубу с сигарой.

В комнате было чисто и тихо. На стене тикали часы с кукушкой, под ними висели на цепочках две чугунные гири в виде шишек; кровать заправлена покрывалом в аккуратных заплатках, на стене – дряхлый ковер с оленями, какие часто можно увидеть в деревенских домах. Полосатая дорожка вела от дверей через всю комнату к застеленному клеенкой столу. Треть помещения занимала длинная печь.