Константин Мисник - Война под поверхностью

Иногда он сам выходил в поиск вместе с такими группами, утоляя свою жажду мести. Его способности служили диверсантам не хуже эхолота.

Однажды вечером он пришёл к Герфису и бросил перед ним папку с бумагами и чертежами.

— Знаешь, что это? — спросил он.

Герфис взял бумаги, просмотрел их и с удивлением посмотрел на Птуниса.

— Да, — ответил механик. — Ракеты.

— Нам нужны такие же, — произнёс Птунис, устраиваясь на стуле напротив Герфиса. — Или подобные.

Герфис вздохнул:

— Я, конечно, очень ценю твою сообразительность и остальные качества и был просто в восхищении, когда ты придумал, как заставить нас с Заргисом изобрести бомбы, но тут совсем другая история.

— Какая же? — поинтересовался Птунис.

— Во-первых, для запуска ракет необходимо особое топливо, которого у нас нет и состав которого мы не знаем. Во-вторых, ракет, действующих под водой, вообще не было. Были эти, как их, торпеды, но их использовали против крупных целей, наподобие кораблей, а не против живой силы противника. Я думаю, этого вполне достаточно, хотя я могу называть ещё и другие причины.

— Тогда прочти вот это, — Птунис вытащил из папки какую-то бумагу и протянул её Герфису. Механик прочитал и с изумлением уставился на Птуниса.

— Проклятие! — вскричал он. — Так, значит, подводные ракеты всё же были!

— И изобрели их незадолго до Катастрофы, — кивнул Птунис. — Предки использовали их в последних войнах между собой, и состояли они, в основном, на вооружении диверсионных отрядов. Таких, к примеру, как наши.

Птунис наклонился вплотную к другу.

— Давай, Герфис, — сказал он. — Нам нужны эти подводные ракеты. Мы должны победить. Причём в ближайшее время. Потому что оно пока работает на рыб. Население колонии сокращается за счёт убитых воинов, а дети растут слишком медленно. Количество добровольцев пока не может нас удовлетворить. Оно слишком мало, чтобы сыграть решающую роль. Заргис подсчитал, что, если мы даже уйдём в глухую оборону и будем выходить из колонии лишь для того, чтобы поохотиться, как сейчас, прироста населения вряд ли можно будет ожидать. Ведь люди всё равно будут гибнуть. А значит, мы всё равно будем обречены. Потому что застой ведёт к деградации. Только не говори мне о том, что ты это уже где-то слышал.

— Ты слишком много общаешься с главой Совета, — проворчал механик. — Нахватался от него всяких умных слов.

— И ещё я много читаю, — парировал Птунис. — Поэтому знаю значение слова «сарказм». Хотя, — он улыбнулся, — я уверен, что за свою жизнь ты прочитал гораздо больше меня.

— Ладно, — сдался Герфис. — Я согласен подумать над этим. Но я всё равно ничего не смогу сделать без топлива. Надо озадачить этим Заргиса. Возможно, подойдёт топливо, которое он готовит для моего аппарата.

— Я недавно был у Заргиса и поставил перед ним вопрос об изобретении ракетного топлива. Он уже над этим работает.

Герфис, прищурившись, посмотрел на него:

— Выходит, не зря я всё-таки вытащил тебя тогда из депрессии, а?

— Не зря, — слабо улыбнулся Птунис.

Выйдя от Герфиса, Птунис вдруг вспомнил, что он так и не задал своему кулу те вопросы, на которые его натолкнула Дарица перед последней битвой.

Дарица. Сердце ещё ныло, когда он вспоминал о ней, но уже не так сильно. И он знал, что со временем пройдёт и эта боль. Всё всегда проходит. Без этого нельзя. Иначе просто невозможно было бы существовать.

Думая об этом, Птунис свернул к загону. Подойдя к бассейну, он начал быстро раздеваться. К нему подошёл Горкис.

— Поохотиться собрался? — спросил смотритель и подмигнул.

— Нет, — честно ответил Птунис. — Просто надо поговорить с Зубом.

— А-а-а! — понимающе и слегка грустно протянул Горкис.

Известие о том, что кулы, как и филии, обладают разумом, смотрителя загона поначалу шокировало. Но постепенно он привык к этому. А после того, как ему сказали, что кулы знают об испытаниях оружия, которые проводят люди над их сородичами, и крайне возмущены этим, Горкис и вовсе переменился. Он стал чрезвычайно уважительно относиться к кулам, давал им имена и часто разговаривал с ними. Хотя, по мнению посмеивавшихся над Горкисом колонистов, кулы на это никак не реагировали.

Птунис спрыгнул в воду, подплыл к клетке и открыл замок. Зуб выплыл наружу, и они неспешно двинулись вдоль загона.

«Тебе стало лучше, — мысленно произнёс Зуб. — Забываешь подругу?»

Птунис ответил не сразу.

«Да, понемногу, — наконец признался он. — Как ты заметил?»

«Чувствую», — не стал вдаваться в подробности кул.

«Спасибо за сочувствие».

«Это не сочувствие, — с едва заметным удивлением отозвался хищник. — Это можно назвать уважением к твоему горю. Хотя кулам это и непонятно. У нас такого быть не может».

«Почему?»

«Кулы — воины. Они живут для того, чтобы сражаться и умирать. Некоторые из вас тоже. Поэтому мы и плаваем вместе с вами в океане. С теми, кто близок нам по духу. Поэтому у кулов нет постоянных союзов между самцом и самкой. Нам это не нужно. И нет сочувствия. Только уважение».

Они помолчали.

«Я хотел задать тебе несколько вопросов, — подумал Птунис. — О наших врагах, филиях. Моя подруга говорила мне, что вы должны много чего знать о них».

«Спрашивай».

Когда Птунис вылез из бассейна, его уже ждал Горкис.

— Ну как, поговорили? — поинтересовался он.

— Да, — кивнул Птунис.

— А мне вот не удаётся, — пригорюнился смотритель. — Мои что-то со мной не желают разговаривать. Всё я один говорю.

— Горкис, — мягко произнёс Птунис, — ты же знаешь, что на самом деле кулы говорить не могут. Только я могу общаться с Зубом, и то лишь благодаря моим способностям.

— Так-то оно так, — согласился Горкис. — Но уж больно хотелось бы мне поговорить с кулом. Хотя бы с каким-нибудь. На самом деле узнать, о чём они думают и чего хотят. — Он вздохнул: — Ну ладно, пойду я, а то у меня ещё четвёртый сектор некормленый.

Глядя на его сутулую удаляющуюся фигуру, Птунис подумал, что, в принципе, это можно было бы как-нибудь устроить. Если, конечно, Заргис даст согласие на перемещение прибора покойного Питриса за пределы его кабинета.

«Надо идти к Заргису», — подумал он.

Едва завернув за угол, он нос к носу столкнулся с Борицей.

— Ой! — воскликнула девушка, потирая ушибленный лоб. Затем посмотрела на Птуниса, с кислой миной чесавшего подбородок, и рассмеялась. Птунис улыбнулся. Внезапно улыбка исчезла с её лица, и она виновато сказала: — Извини, — и, осторожно взяв его за руку, произнесла: — Мы с тобой давно не виделись. Сочувствую твоему горю. — А затем, глядя куда-то в сторону, добавила: — Дарица была моей подругой.

Птунис кивнул. Они помолчали, а затем Борица сказала, по-прежнему не глядя на него: