Владимир Торчилин - Институт

Нет-нет, ничего такого – Рогов, как и положено, выступал на всех ученых советах, призывая к бдительности, тщательной охране государственных тайн как в печати, так и во всяких других местах, строго избирательному подходу как к посылке собственных специалистов на рабочие места за рубеж, так и к приему закордонных посетителей, и к разным другим шагам, направленным на защиту, укрепление и процветание, но звучало это у него как-то не слишком убедительно. Особенно, когда в качестве примеров недостаточной бдительности или нарушенной режимности ему приходилось приводить несанкционированные телефонные звонки зарубежным коллегам или не доложенные вовремя совместные выходы с несоветскими людьми в советские театры или рестораны. Если бы его мог слышать Станиславский, то наверняка бы произнес свое знаменитое: “Не верю!”. Но Станиславский его не слышал, а тем, кто обычно слушал, все это было настолько до фонаря, что даже и говорить неудобно. Потому никто и не замечал затаившейся в роговских глазах некой тоски.

Не заметил бы и Игорь, если бы, как все остальные, забегал к Рогову только за подписью. Но Игоря Рогов нередко задерживал потолковать, с изысканной вежливостью предварительно интересуясь, не отрывает ли он его от чего более важного. Наверное, потому, что именно с давнего Игорева визита по поводу голландского факса и началось роговское знакомство с реалиями режимного советского бытия. Тот-то, небось, думал, что ему предстоит непрерывно отражать атаки многочисленных закордонных “анти-роговых”, охотящихся за выдающимися научными секретами отечества, а ему вместо этого какие-то никому на хрен не нужные факсы подписывать… Ему бы Игоря возненавидеть после такого поворота событий как дурного, так сказать, вестника, а он наоборот – разговаривать стал. Вот в процессе этих разговоров Игорь и заметил, что Рогов, хотя и выглядит по-прежнему безукоризненно, но выражение в глазах имеет какое-то несколько затравленное.

Тем не менее, интересовали Рогова самые разнообразные вещи. Игорю порой даже казалось, что многие совершенно естественные для простого советского человека реалии каждодневного бытия бывшему разведчику вообще неизвестны. Конечно, его загранично-тюремная биография отчасти объясняла пробелы в житейском образовании, но чтобы уж настолько… Как ни странно, оказалось, что новый спецрежимник очень мало знал как раз о том, как этот самый спецрежим работает. Стальные двери на комнатах с факсами, практически узаконенное вскрытие всей приходящей из-за границы корреспонденции прямо в канцелярии, письменные разрешения на совместный поход в ресторан с иностранцем и все остальное тому подобное и вполне привычное для сотрудников, казалось Рогову чем-то невероятным, и он не раз высказывал свое удивление Игорю, да, похоже и не только ему. При этом он как бы даже спрашивал у них ответа на то, откуда и каким образом все это появилось, и, главное, зачем? Вот Игорю и приходилось осторожно просвещать его относительно их собственных, разве что проходящих по другому отделу того же ведомства, гебистских штучек. И при всем при том, судя по разнообразным косвенным признакам, в том числе, и по отношению Генерального, со своими обязанностями режимник справлялся вполне успешно: одно слово – службист!.

Постепенно, однако, Рогов то ли набрал достаточно информации, то ли понял, что излишнее критиканство и ему самому на пользу не пойдет, то ли взяла свое дисциплина и он стал выполнять обязанности, не особенно заботясь о том, насколько бредовыми они являются, но любопытство свое сильно умерил. К тому же, все чаще и Игорь, и другие сотрудники наблюдали в его кабинете малорослого комитетского куратора их НТЦ из райотдела КГБ, который, похоже, просто сердцем прикипел к новому режимнику и его хотя и не афишируемому, но несомненно героическому прошлому. Он, по-видимому, и занялся дополнительным просвещением своего старшего чинами и опытом коллеги. Да и Рогов относился к нему вполне по отечески и, как понял из пары его реплик Игорь, стал его всячески опекать, полировать и даже, можно сказать, очеловечивать.

Впрочем, и с Игорем он тоже беседовать не перестал. Правда, теперь эти беседы вращались вокруг более нейтральных вопросов. Они обсуждали заграничные впечатления, новые фильмы, сравнительные качества отдельных членов очаровательной девичьей команды институтских библиотекарш, футбол с хоккеем и все остальное, о чем обычно беседуют молодые и здоровые мужчины с широким кругом интересов. Иногда, правда, беседы принимали неожиданное направление и теперь уже Игорь набирался кое-каких интересных сведений и, можно даже сказать, ума.

Так, как-то раз, Рогов вполне по дружески попенял пришедшему к нему с очередной бумагой Игорю, что тот больно уж часто выводит по вечерам приезжающих к нему в лабораторию иностранцев в столичные рестораны. Игорь искренне удивился:

- А что тут такого? Надо же мне их как-то занимать! Домой вы их вообще не разрешаете приглашать, в кино они по русски все равно не понимают, в Большом уже побывали, да и билеты даже с вашей помощью доставать все труднее, вот поужинать и ходим – не бросать же их одних в гостинице.

- Может и ничего, но зачем тебе лишний материал на себя давать?

- Какой материал?

- Ну, как – именно вот этот. Что с иностранцами много внерабочего времени проводишь.

- Да кому такой материал нужен и что мне-то с этого?

- Кому нужен, тому нужен, а вот тебе это совсем ни к чему.

- А что ни к чему-то?

И вот тут Игорь услышал нечто в высшей степени поучительное.

V

- Эх, ты. Прямо, как дитя малое. Ну чего здесь непонятного? Любой материал надо копить – это великая сила. Может быть, он никогда и не понадобится – тогда и хрен с ним. А вот если понадобится, а его в руках нет – как тогда?

- А с чего это ему вдруг надобиться?, - искренне недоумевал Игорь.

- Как с чего? Ну вот, возьмем хоть тебя. Ты когда кандидатскую защитил?

- Да уж лет десять. Или даже точно – десять лет тому.

- А лабораторию когда здесь получил?

- Уже шестой год идет.

- Ну вот, или десять лет или, как минимум, шесть материал на тебя идет, поскольку теперь ты представляешь собой фигуру, значимую с точки зрения оперативной разработки. И контактов у тебя много, и имя твое многим среди коллег известно, ну, и все такое. Как же тут без материала?

- А что за материал-то, если все, что я делаю, и так на виду?

- Да причем тут - на виду, не на виду! На виду – это одно, а задокументированные факты – совсем другое. Вот хотя бы твои заявы на рестораны – они же все здесь в папочке лежат.

- Ну и что вы с этими задокументированными фактами делать собираетесь?

- Вот тут-то собака и зарыта. Все зависит от тебя самого и от ситуации. Ну, грубо говоря, примерно так. Допустим, работаешь ты на благо Родины с полной отдачей и успехом и ни в чем действительно опасном не замечен…