Макс Мах - Взгляд василиска

Он постоял еще минуту, бездумно рассматривая противоположный берег, потом пожал плечами и пошел в дом.

– Кто это был? – Спросила за всех Полина. Во взгляде ее читалась тревога, усилившаяся, кажется, еще больше, когда она увидела, как выкладывает Вадим на стол – прямо среди чашек и блюдец – принесенные им с улицы дары ("А что, если это дары данайцев?"): револьвер, картонку с патронами и пластиковую карточку ганзейской кредитной фирмы "Триумф".

– Это был… – Сейчас Реутов чувствовал на себе напряженные взгляды всех троих, но сам смотрел только на Полину, прямо ей в глаза.

"Желтовато-золотистые… золотисто-желтые… А почему, собственно, нет? В одной лодке плывем".

– Ты не знаешь – спросил он, не очень, впрочем, надеясь на положительный ответ. – У твоей тети здесь нет, случайно, терминала?

– Случайно знаю, – удивленно моргнула Полина. – Есть. У Леонида Егоровича в кабинете. Только он старый, наверное…

– Не беда, – махнул рукой Вадим. – Лишь бы работал. Показывай!

Как ни удивительно, никто его ни о чем не спросил, только пока шли наверх, в кабинет покойного хозяина дома, Реутов буквально кожей чувствовал напряженные взгляды Давида и Лилиан, а спина идущей перед ним Полины была красноречивее иных взглядов.

– Итак, – Вадим сел в кресло перед терминалом и поднял тумблер, включив машину в сеть. Загорелась красная лампочка, потом на приборной панели перемигнулись несколько зеленых, и экран засветился ровным голубовато-зеленым светом. Однако прошло ни как не менее трех минут, пока появилась рабочая заставка.

Молчание затягивалось, начиная действовать на нервы.

– Умеешь ты, Вадик, интриговать, – сказал с усмешкой в голосе Давид, разряжая обстановку.

– Не торопи, – отмахнулся Вадим. – Увидишь, поймешь…

"Если Марик меня, конечно, не разыграл".

Еще минут пять ушло на поиски в сети, а когда открылась главная страница мемориального сайта Казачьих войск, "зрители" выразили дружное недоумение, проявившееся, впрочем, лишь в невнятном сопении и нечленораздельных звуках.

– Сейчас! – Успокоил их Вадим и не без внутреннего страха впечатал в окошко поисковой системы свою фамилию.

Греч не обманул. Упоминаний фамилии Реутова на сайте нашлось ровно одиннадцать.

– Ты казак? – Кажется, Полина была в который уже раз за это утро искренно удивлена.

– Да, – ответил Реутов, оборачиваясь к ней. – Казак. В смысле служил… когда-то.

– Сотник Реутов, – прочел вслух Давид. – По нашему, выходит, лейтенант. Взвод?

– Погоди! – Попросил Вадим, возвращаясь к терминалу. – Вот.

– Полковник Реутов… – В голосе Полины прозвучало недоверие, смешанное с удивлением. – Постой, сколько же тебе тогда было лет?

– Давида спроси, – предложил Вадим, не оборачиваясь. – Мы с ним ровесники. А дальше ты прочла?

– Двадцать четыре, – послушно объяснил Давид. – В шестьдесят втором… Похоронен… Что это значит?

– Это значит, – сказал Реутов во вдруг наступившей тишине. – Что человек, который здесь был, твердо помнит, что 17 апреля 1962 во время ночного боя в Вене, в районе технического университета – улицы Брюкнер, Мадер, точнее он не помнит – я получил пулевое ранение в голову. "Пуля пробила каску, – сейчас Реутов слово в слово повторял сказанное ему Гречем. – И вошла в лоб несколько выше переносицы и чуть правее…"

– Ой! – Такого голоса Полины он еще не слышал, но, честно говоря, сейчас ему было не до ее эмоций.

– Вообще-то верная смерть. – Тихо, как затухающее эхо, произнес Давид.

– Ты воевал? – Спросил Реутов, подозревая, впрочем, какой получит ответ. Но и это его, по большому счету, не слишком волновало. Он и спросил-то чисто автоматически, по-прежнему, тупо глядя, на черные строчки на алом фоне.

"Место захоронения полковника Реутова не известно…"

– Да, – ответил Давид после секундной паузы. – 82-й аэромобильный полк… Войну закончил капитаном, но я, Вадик, во Вьетнаме воевал и в южном Китае. С корейцами.

"В Китае… с корейцами… ну, и, слава богу!"

– Пуля в лоб, – напомнила Лили.

– Да, – кивнул Вадим, возвращаясь к теме рассказа. – Греч сказал, что я был еще жив. Меня перевязал санитар, а Марик был все время рядом, он… Он командование батальоном принял, как мой заместитель… Потом германцы стали обстреливать наши позиции из ста двадцати миллиметровых минометов. Санитара убило, еще кого-то… Он говорит, что я получил еще несколько ранений… осколочных… в грудь, живот, возможно, в ногу, но он просто уже не помнит подробностей. В любом случае, не жилец. Однако мы с Мариком с пятьдесят восьмого были все время вместе, сначала я у него заместителем, потом… Не важно. Потом он у меня. Греч просто не мог оставить меня там умирать, вот и вытащил в тыл. То есть, это был оперативный тыл, там тоже постреливали, но гораздо меньше, и, главное, туда садились вертолеты, подбрасывавшие нам боеприпасы. Мы тогда оторвались, вроде бы, и сплошной линии фронта не было, тем более, ночью… В общем он отправил меня с вертолетом. А на следующий день командир бригады сообщил в батальон, что я умер в госпитале. Вот, собственно, и все.

– Что значит все?! – Возмутилась Полина. – Ты же жив!

– Я тоже так думал, – не весело усмехнулся Реутов, чувствуя ее руки на своих плечах. – Но Марик был тогда моим заместителем, это он так говорит, и утверждает, что я умер. И тут вот, – кивнул он на экран. – Тоже написано.

– Мутная история, – сказала по-французски Лилиан. – А сам ты…? – Спросила она, снова, переходя, на русский.

– Сам я ничего такого не помню, – объяснил Реутов.

– И шрама у тебя нет, – задумчиво протянул Давид.

– На груди и спине есть, – возразила Полина и тут же осеклась.

– Возможно, – согласился Давид. – Но на лбу-то нет!

– Нет, – подтвердил Вадим. – Но, понимаешь, Давид, Марик Греч не тот человек, чтобы такие вещи перепутать, и он твердо помнит – в лоб! Он помнит, а я – нет. Сотником себя помню, как призвали прямо из университета тоже помню. Как пришел в бригаду, первый бой, как взвод принял, как начальником штаба батальона был, тоже вроде бы помню. Но войсковой старшина?

– Почему старшина? – Не понял Давид. – Там же написано полковник.

– Это у нас так принято, – устало объяснил совершенно сбитый с толку Вадим. – Погибшим присваивается очередное звание. А мне, это Марик так сказал, как раз в феврале шестьдесят второго присвоили войскового старшину.

– Вадим, – спросил Давид, когда они снова вернулись к столу. – А не может так быть, что это просто какая-то глупая ошибка? Путаница с похожими фамилиями, или однофамилец, скажем…

– Я Марика помню, – возразил Вадим. – А он помнит меня. Мы ведь с ним вместе с начала войны были, и до шестидесятого года я все прекрасно помню. Но вот потом… Ничего! Как так? У меня и в военном билете записано: с 58 по 62. То есть, выходит, что я всю войну провоевал! И понимаешь, я об этом никогда даже не задумывался. – Вадим чувствовал себя, как внутри дурного сна, но и то сказать, действительность, рухнувшая ему на голову два дня назад, ничем существенным от ночных кошмаров не отличалась.