Эдуард Байков - Рой: Битва бессмертных

— Да уж, забаррикадировались… — произнес кто-то из ученых, ехавших вместе с Алексеем в кузове «Урала».

— «Бастион»! «Бастион», ответьте группе, — донесся из кабины голос Слободчикова, и через секунду сквозь эфирные помехи ответил властный бас:

— Группа, вижу вас. Открываем!

Алексей стянул с головы сетку, повернулся к исследователям:

— Ну как? Нобелевской пахнет?

Те не ответили. Трое — во главе с Нахимовым — завороженно уставились в экран ноутбука. Затем профессор разомкнул уста:

— Это потрясающе… — еле вымолвил он и перевел изумленный взор на Меркурьева: — Алексей Владимирович! Как вы себя чувствуете?!

Короче говоря, прибор выдал показатели, что состояние здоровья и интенсивность мозговой деятельности у испытуемого такие, как у космонавта, йога и математического гения, вместе взятых. По всем данным науки, любой человеческий организм в таком режиме может работать минут десять максимум. Любой — но только не организм Алексея Меркурьева.

Тут набежали обитатели «Бастиона»: освобождать проезд машинам. Многие из них были в форме МЧС — и все искренне радовались гостям. Алексей их отлично понимал: увидеть, что тебя не забыли, что есть еще жизнь за стенами твоей крепости, для человека, живущего в осаде, великое дело.

Один из них, молодой капитан, заглянул в кузов:

— Здорово, народ! С наших складов есть кто?

— Я, — ответил Меркурьев.

— А! Ну и как там у вас? Что Коля Ракитин, командует?

— Руководит. — Алексей улыбнулся.

— Ну, привет ему. Еще кто из наших есть там?

Алексей стал отвечать, вспомнил многое. Гусева, Сабирьянова, Старостина… печаль слегка прижала сердце. Но тут собеседника окликнули:

— Володя! Ты работать будешь или разговоры разговаривать?.. — И офицер, подмигнув, исчез из виду.

Путь расчистили, проезд был свободен. Колонна вкатила в тоннель, а оттуда во внутренний двор: «Бастион», в сущности, и был выстроен как настоящий замок, только двор показался Алексею тесноватым и мрачным каким-то, к тому же заставленным всякой спецтехникой. Руководство местного МЧС все же неплохо подготовилось к неприятностям.

Герман Львович оторвался от ноутбука:

— Приехали? Да-да… Алексей Владимирович! Мне, очевидно, придется идти сейчас к генералу, так я уж вас попрошу пройти со мной. Трое составляют совет, как говорили римляне… А это, — он постучал пальцем по клавиатуре, — необходимо обсудить!

— Обсудим, — кивнул Алексей.

Голос Слободчикова из кабины:

— Профессор! Генерал Ненашев ждет нас.

Проход по длинным полутемным коридорам «Бастиона» запомнился как сновидение: гулкие шаги, какие-то люди, лица… или даже не так — люди без лиц: никого из встреченных Алексей потом не смог бы узнать. И в этом было нечто новое: словно теперь вокруг него, Алексея Меркурьева, стало меняться не только пространство, но и время… Впрочем, это мелькнуло на миг и пропало.

В приемной Слободчиков повернулся к Меркурьеву и сказал вежливо и твердо:

— Извините, но насчет вас у меня указаний нет. Я должен доставить к генералу только профессора Нахимова, а уж дальше вы сами.

Алексей вскинул руки в знак понимания:

— Вопросов нет, капитан! Служба есть служба.

Слободчиков с Нахимовым исчезли за массивной дверью.

Алексей провел рассеянным взглядом туда-сюда. Вопрос «почему?», донимавший его в дороге, кажется, начал обретать очертания ответа — и ничего хорошего ждать от этого ответа не приходилось.

Зато сейчас — вот прямо вмиг, сию секунду! — что-то должно произойти. Алексей даже вздрогнул. Что?!

Дверь приемной распахнулась и в нее шагнул… Юрий Павлович Федотов, главный редактор «пятерочек». Увидел Алексея — и обмер.

— Меркурьев! Алексей!.. Ты? Живой?!

Подскочил к нему, приобнял, потряс. Они обменялись крепким рукопожатием.

— Живее всех живых, Юрий Павлович.

— Какими судьбами?..

Алексей как мог кратко изложил суть дела, и тут открылись двери кабинета, вышел Слободчиков.

— Вас ждут, — сказал он Алексею.

— Пойдем, — подтолкнул Меркурьева бывший босс. — Я тоже сюда. Мы ведь с Петровичем старые друзья-приятели…

Когда журналист увидел генерала, сердце больно кольнуло: так похудел, осунулся и постарел Сергей Петрович за эти несколько недель. Тогда, на ликвидации пожара, он смотрелся бравым здоровенным мужиком — сейчас же перед глазами Алексея Меркурьева предстал старик.

Но голос у него остался тот же — на десять генералов хватит.

— А! Знакомые все лица… Виделись на пожаре, помню, помню. А ведь ты хитрец — за яйцеголового себя выдал, типа — ученый я, сами мы не местные… Проникли-таки, журналюги!.. Ну-ну, понимаю, работа есть работа.

— Моя школа, Сергей Петрович! — с гордостью высунулся редактор.

— Молодец, Палыч, растишь кадры. Ну, присаживайтесь, потолкуем.

Сели. Ненашев предложил:

— Коньяку хотите?

Алексей с профессором отказались, Юрий же Павлович охотно принял угощение. Из сейфа явились коньяк, рюмки, пара яблок.

— Скромно, но по-товарищески, — подытожил Сергей Петрович. — Хорошо, Палыч, что зашел, как раз есть тема. Кадр-то твой, — Ненашев кивнул на Алексея, — говорят, уникум! Вон, ученые в ступоре от него.

— Других не держим! — Юрий Павлович шутливо приосанился, хоть и не совсем понял, о чем речь.

Но дальше разговор пошел серьезный. Нахимов подробно доложил об эксперименте, о показаниях компьютера. Сергей Петрович за это время успел принять рюмки три, главред ограничился парочкой… Герман Львович излагал четко, ясно, — молодец. Когда он закончил, Ненашев плеснул себе еще, махнул и спросил:

— Вывод?

— Вывод очевиден. — Профессор пожал плечами. — Меркурьев Алексей Владимирович представляет собой крайне редкий феномен: его возможности превосходят возможности обычного человека… ну, как минимум на порядок. На порядок! Причем — это очень важно, прошу обратить внимание! — сам Меркурьев стал ощущать рост этих возможностей лишь в последнее время, в условиях сложившейся критической ситуации…

— Пограничной, — усмехнулся Алексей невесело.

— Да. — Нахимов кивнул. — Значит, нет худа без добра: именно этот кризис и включил те резервы, что прежде были скрыты. Полагаю, что у него эти способности и ранее были повыше, чем у прочих, но напряженная обстановка спровоцировала их активацию…

Алексей давно уже заметил, что Юрий Павлович, поглаживая пальцами рюмку, задумчиво щурится — а этот прищур был всем сотрудникам газеты хорошо знаком. Он значил, что шефа посетила большая и непростая мысль…

Так оно было и на сей раз.

Федотов резко повернулся к ученому:

— Послушайте, профессор… А вы не попытаетесь развить вашу мысль дальше?

— Простите, не понял?.. — пробормотал Герман Львович.