Сергей Палий - Метро 2033: Безымянка

В помещении был кто-то еще.

Стараясь не делать резких движений, я повернул голову и уперся взглядом в рослую фигуру, стоящую против света. Человек не двигался, но внимательно наблюдал за мной. Знакомый, очень знакомый силуэт...

— Кажется, ты прихватил мои вещички, фраер, — произнес он, и я моментально узнал насмешливый голос. Эрипио. — Ошибся ящичком, да?

Он сделал шаг, целясь наступить на одну из картонок, запаянных в полиэтилен, но я машинально выхватил ее из-под подошвы и отполз.

Эрипио остановился.

Показушные у него туфельки: замшевые, на каблуках, с виду крепкие, но до чего же неудобные. В таких колодках по катакомбам особенно не побегаешь. Щеголя, на верное, постоянно на «телеге» возят, раз он может себе позволить такую обувь.

Эрипио слегка наклонился и прищурился.

— Офонарел, крыса?

— Сам крыса!

Я хотел было подняться, но получил такой зверский удар ногой поддых, что на какое-то время потерял связь с реальностью.

Вокруг вспыхнула звенящая пустота. Проваливаясь в бездну, я почувствовал кружение и рвотный позыв. В хороводе неясных образов проступили два светлых пятна, постепенно принявшие форму дурацких замшевых туфель...

...Когда предметы и контуры комнаты вновь проступили сквозь кровавую муть, я понял, что стою и держу предводителя Нарополя на мушке. «Стечкин» ходил в руке ходуном, колени дрожали, грудину будто бы вывернули наизнанку, под нижней челюстью неприятно сочилось.

Вот те на. И когда только я успел сориентироваться?

— Орис... — позвала взявшаяся откуда-то Ева.

Слова прозвенели эхом в опустевшей голове.

Ева стояла метрах в двух слева, а из противоположного коридора торчала довольная рожа Ваксы. Было понятно, что пацана забавляет происходящее, несмотря на то, что ситуация сложилась крайне опасная. Эрипио сверлил меня исподлобья ненавидящим взглядом, под носом у него темнела тонкая струйка крови.

Я что же, получается, врезал этому пижону по харе?

Ни черта не помню. Провал.

— Щенок, — процедил Эрипио, — верни мои вещи!

— Утихни, — хрипло, не узнавая свой голос, проговорил я. Внутри все дрожало, какая-то до предела сжатая пружина готова была в любой момент распрямиться. — Медленно повернись и иди в туннель.

— Полюбасику, жаба! Вали! — подхватил вконец осмелевший Вакса.

Эрипио, однако, не отреагировал на мой приказ, а на понты пацана и вовсе не обратил внимания. Все-таки выдержка у хозяина Безымянки была что надо.

— Тебя, кажется, зовут Орис, — негромко произнес он скорее с утвердительной интонацией, чем с вопросительной. Приподнял верхнюю губу и усмехнулся, едва заметно кивнув в сторону Евы: — Ну что... Орис... нравится перчить мою малинку?

— Я не твоя, — холодно ответила та.

— Заткнись, мразь двуличная, — обронил Эрипио.

Пружину сорвало.

Я резко подался вперед и нанес таранящий удар подошвой берца ему в живот, заставив охнуть и сложиться пополам. После этого с размаху врезал рукоятью пистолета сбоку по скуле, пустив кровавые брызги, и, схватив за длинные космы, добавил коленом в ухо. Противно хрустнуло.

Хоть предводитель диких и был гораздо крупнее меня, но такого напора он явно не ожидал. Не сумев удержать равновесие, Эрипио отступил на несколько шагов, и его повело в сторону. Ориентация была потеряна. Закрепляя успех, я с разбегу всадил ему вдогонку обидный пинок, выставляя из комнаты.

Вакса еле успел увернуться от пролетевшего мимо тела. Он проводил нагруженного по самые брови мерзавца презрительным взором, присвистнул и показал мне большой палец.

Ева некоторое время не двигалась с места, а потом, что-то решив про себя, подошла и посмотрела в упор.

Меня все еще трясло от выброса адреналина, поэтому я слабо соображал, чего она хочет.

Так мы стояли секунд пять.

Наконец она сняла перчатку, и теплая ладонь коснулась моей щеки. Успокаивая, возвращая бултыхающееся А в груди сердце к обычному ритму.

Знакомый запах мускуса приятно защекотал ноздри.

— Только что ты нажил себе самого опасного врага, какого только можно представить, — тихо сказала она. — Добей его.

Я сглотнул и накрыл ее ладонь своей. Пальцы все еще подрагивали, но силы возвращались. Кровь тугими толчками наполняла артерии, в районе солнечного сплетения бесновался морозный язычок, отбитые ребра уже почти не саднили.

— Я не воин, я переговорщик.

— Тогда тебе придется бежать из насиженного гнезда. Бежать без оглядки.

Красная лента была порвана в клочья. Внутренний зверь вырвался на свободу, получил кусок добычи и хищно оскалился. Довольно заурчал, утоляя голод...

Слова упали с сухих губ сами собой:

— А может, я этого и хочу... Убежать отсюда подальше.

Во время драки мы часто не сознаем, насколько серьезно пострадали. В крови бурлят гормоны, болевой порог завышен, рефлексы — на пиковых точках, а глаза застилает ярость. Даже у самых хладнокровных бойцов восприятие во время схватки изменено, что уж говорить о людях, которым не так часто приходится бить друг другу по морде. А вот после драки все кардинально меняется. То, что казалось пустяковыми царапинами и шишками, может в виде шрамов и переломов остаться на память о том, что случилось, на всю жизнь.

В который уже раз я машинально провел пальцем под челюстью и пощупал заклеенную пластырем рану. Рассечение небольшое, но довольно глубокое. Опасное. Будь на руке Эрипио вместо перстня кастет, такой удар запросто мог бы стать для меня последним.

Челюсть отекла, посинела и жутко болела. А Вакса не преминул подметить, что теперь не он один «подкрашенный».

Туннель изгибался. Рельсы здесь проржавели, в желобах возле рыхлых шпал встречались крошечные островки мха с белесым налетом извести. Старые кабели крутыми дугами провисали между кронштейнами и местами были разорваны в клочья. Серые тюбинги кое-где были пробиты то ли взрывами, то ли какими-то мощными орудиями, в стенах зияли дыры. Пахло креозотом, плесенью и гнилью. Дозиметр показывал умеренный радиационный фон.

Мы шли по параллельным путям в сторону Гагаринской. Там Ева обещала устроить привал в заброшенном ответвлении. Я маршрута не знал, потому что бывал на Гагаринской всего пару раз, да и то в сопровождении опытных проводников. Надо признать: на территорию Безымянки я вообще заходил редко, а уж вглубь и подавно не совался. Переговоры, как правило, велись на границе.

Переговоры... Кому они теперь нужны, эти переговоры?..

Я поправил на плече сумку и продолжил озираться по сторонам: в неверном свете фонаря углубления между бетонными ребрами превращались в черные провалы, и мерещилось, что в каждом кто-то притаился.

Я не параноик, но было в этом туннеле нечто... гнетущее.