Александр Зорич - Пилот мечты

Андрей Румянцев тогда был изрядно борзый. Во-первых, истребитель, во-вторых, состоятельный парень, в-третьих, недавно имела место любовь, в-четвертых, какого черта?! Это моя вселенная, и я здесь главный!

Короче говоря, дядька сидел за столиком возле стойки, а я сгорбился непосредственно над стойкой, смаковал кофе гляссе и внимательно рассматривал дядьку. Кто бы это мог быть? Тройки, да еще такие веселенькие, у нас никто не носит…

Дядька это заметил, набычился, а когда осознал, что мне плевать по баллистической, звучно произнес:

— Эй, сынок! — тут уж набычился я. Кто это у нас Румянцева сынком величает? — Сынок, я к тебе обращаюсь! Да-да, ты! И нечего вдумчиво смотреть себе между ног! Там никого нет! Подойди.

Я вразвалочку подошел. Ну, думаю, щас тебе будет фонарь под второй глаз.

— Ты кто? Я тебя раньше не видел, — сказал дядька.

— Симметрично.

— Не понял?

— Я тебя тоже не видел, чё тут понимать! — тон хамский, руки в карманы. — Я Андрей Румянцев, пилот-истребитель.

— Ну а я вице-директор концерна «Дитерхази и Родригес» Марио Ферейра!

У меня с языка чуть не соскочила присказка из старого анекдота про дембеля срочной службы и генерала. Вы понимаете, я едва не ляпнул: «Тоже нехерово!», но вовремя притух.

— Ты нагл и ненормален! — констатировал он. Справедливо, надо отметить. — Но остроумен. И храбр. Таким в истребителях самое место. Давно служишь?

— Месяц.

— Это ценно. Ладно, сынок, иди и трудись, еще не все деньги мира заработаны!

— Вы… того, извините, что ли… Вы без униформы, я не догадался…

— Плевать на условности. Все, все! Хватит кислород жечь. Ступай.

Так я чуть не послал вице-директора. А ведь мог и в глаз дать без разговоров, со всеми вытекающими последствиями. Кто, интересно, меня так умело опередил? Фингал-то у него не сам вырос.

Но что пора, то пора! На вылет, у меня смена…

По дороге в ангар встретился с Лопесом — я с ним начинал еще на «Кассиопеях». Лопес жаждал общения.

— Эй, Румянцев! Здорово! — Я не замедлял шага, но он меня уверенно догонял, не переставая трещать. — Румянцев, скоро чемпионат ОН по роллерболу, я вот думаю, на кого поставить? Ну, чтобы верняк?

— По мне, так лучше всего ставить половину на лидеров, а половину на аутсайдеров. Аутсайдеры, если и проиграют, то лидеры — выиграют. В накладе не останешься!

— А если какая-нибудь команда-лидер продует?

— Меня это меньше всего беспокоит.

— Почему?

— Я на тотализаторе не играю. Совсем.

— Ну ты скучный тип, Румянцев! А хочешь узнать, что мне рассказали про тех типов из ГАБ? Ну, которые сидят на базе?

— Не хочу. Все равно ты ничего не знаешь!

— Ладно, бывай, Румянцев. — Лопес свернул в боковой коридор и на прощание выстрелил в меня из пальца — пых-пых!

Я ушел на смену. Три дня болтался на орбите, патрулировал район перспективных рыбопромыслов, где шалили браконьеры, что не нравилось главным рыбным партнерам «DiR» из «Саканы». Успешно отработал. Мы взяли в коробочку и посадили на Кастель Рохас раздолбанную «Кассиопею», которая оказалась набита какими-то дефицитными мидиями.

Премия и все такое.

По приземлении я наткнулся — точнее, на меня наткнулись — сразу два непонятных человека. Первым был Марио Ферейра, вторым — худощавый тип, который носил комбинезон так элегантно, будто это был фрак. Комбинезон не стандартный, вроде технического, но совсем иного покроя. И мужик явно новенький.

Оба стремительно шагали по палубе меж флуггеров и спорили. Увидев меня, пара начала неуклонно приближаться, причем было понятно, что худощавый вяло сопротивляется, а Ферейра его все тянет и тянет.

— Давай, давай! Давай спросим! Вот увидишь!

— И что это изменит, господин директор?

— Нет уж, теперь давай спросим! Кто говорил, что никакой пилот не согласится? А? Вот тебе пилот, давай спросим!

Первым позывом была немедленная ретирада, так как общение с высоким начальством сразу после вылета в планы не входило. Но начальство приближалось на остром угловом курсе и деваться было некуда.

— Вот, Румянцев, познакомься! — провозгласил Ферейра, предварительно прочитав нашивку с моей фамилией на груди, так что после «вот» вышла некоторая пауза. — Это Андрей Грузинский, инженер.

— Я Грузинский! — поправил его тот усталым тоном. Казалось, что поправляет он директора не первый и не десятый раз. — Грузинский! Ударение на «у»!

— Какая разница! Это Румянцев, один из лучших пилотов концерна. Ну что? Познакомились? — В голосе напор и предвкушение торжества. — Есть вопрос, Румянцев.

Я изобразил внимание и воззрился на тезку с симпатией. Надо же! Русский! Я так давно не говорил с русским человеком… Тезка затянул было что-то вроде: «Это решительно ничего не значит», но директор его перебил.

— Румянцев, мы нуждаемся в мнении опытного пилота. Вот ты, как практик, что бы сказал, если бы тебе предложили пилотировать истребитель, оснащенный генератором защитного поля?

— Таких машин в природе не существует, — отчеканил я. Нашли дурачка. — Невозможно вписать генератор в архитектуру флуггера.

— Я знаю, что невозможно. Меня интересует принципиальная позиция. Допустим, что возможно. Твое мнение?

— Это не истребитель! Это мечта! Истребитель с большой буквы! Только что за вопрос? Из разряда фантастики что-то.

— Ладно, не обращай внимания — игры разума, — ответил Ферейра, и парочка удалилась, и утонул в рабочем гудении палубы визгливый тенор вице-директора, возвещавший собеседнику, что тот не прав, а пилоты просто счастливы.

В каюте я брутально задрых на пятнадцать часов, потом пошел в столовую, позавтракал и оказался наедине с перспективой свободного времени. Хотелось помечтать о Рошни. Лучше всего мечталось в кабине «Хагена», куда я после той ночи не мог спокойно садиться из-за непрерывной фантомной эрекции. Вторым местом был Планетарий, куда я и направился.

Планетарий — стометровый сегмент сферы с зимним садом на самой макушке станции. Устроен прямо поверх дисковой надстройки, где помещаются офисы, диспетчерская, обсерватория и так далее. Планетарий не имеет прагматической нагрузки, что очень приятно в насквозь прагматическом месте. Я люблю там гулять. А уж после Лучшей Ночи В Жизни и подавно.

Под куполом звезд было пустынно. Компания из трех «пиджаков» нахально курила под табличкой, строго запрещающей это дело, малознакомые пилоты резались в карты, несколько человек просто прогуливались. Вот, пожалуй, и все.

Я принялся наматывать круги, но не успел намотать и первого, как уткнулся в чью-то спину. Спина была женская, снизу к ней крепилась пара отменных ног — без колготок, зато в туфлях. Сверху крепилась голова на длинной шее. Кажется, такие принято называть лебедиными. Голову венчала грива каштановых волос.