Роберт Фреза - Вихрь с окраин Империи

Когда Мидзогути умолк, Харьяло покосился на Верещагина. Варяг сидел неподвижно; на его лице отсутствовало всякое выражение.

– Так вот к чему нас готовят, – промолвил Харьяло.

– Этого я и боялся, – откликнулся Верещагин. – Правда, я надеялся… – Он не договорил.

– Что же нам делать? – вздохнул Харьяло.

– Не знаю, Матти, – ответил Верещагий. – Немедленно сообщи Петру и Раулю. Они оба подозревали нечто подобное. – Вынув из кармана трубку, он покрутил ее в руках. – Пожалуйста, возьми на себя командование хотя бы на денек. Мне нужно все обдумать. В любом случае, мы должны подождать, пока АДС что-нибудь не предпримет. Сейчас мне надо возвращаться. Адмирал Хории ожидает меня в штабе. – Верещагин встал, собираясь уходить.

– Антон, – окликнул его Харьяло. Верещагин обернулся. – Помнишь, что говорил римский центурион?

– Марк Флавиний? Он говорил: «Если от нас хотят, чтобы наши кости без всякой пользы гнили на пустынной дороге, пусть поберегутся гнева легионов!»

Во время следующего визита в штаб Верещагин, не имея специальных поручений, читал в отведенном ему помещении, когда туда вошли адмирал Хории и его адъютант, капитан Ватанабе.

– Доброе утро, адмирал. – Отложив книгу, Верещагин встал и поклонился.

– Доброе утро, подполковник. – Так как в комнате, кроме койки, стола и одного стула не было никакой другой мебели, Хории остался стоять. – Что за книгу вы читаете?

– Биографию Авраама Линкольна, написанную Сэндбергом [7]. Книга очень старая, но превосходная. – При виде непонимающего выражения лица Ватанабе, Верещагин добавил: – Линкольн был президентом Соединенных Штатов Америки во время Гражданской войны.

– Да, конечно, – кивнул Ватанабе. – Он освободил рабов.

– Он чувствовал себя обязанным сделать это, – отозвался Верещагин.

– И как же вы оцениваете президента Линкольна? – спросил Хории.

Верещагин немного помедлил перед ответом.

– Линкольн был великим и гуманным человеком, понимающим слабости других людей не менее, чем свои собственные. Меня удивляет его проницательность не менее, чем отвага и юмор.

– Да, очень интересный человек. И очень интересный коврик. – Хории указал на яркий шерстяной коврик, частично вышитый, частично связанный, который лежал на полу. – Настоящее искусство.

– Это мой риидзи. Подарок солдат 1-й роты.

– Жаль, что я не смог найти время поговорить с вами как следует.

– Я все понимаю.

Какое-то время они продолжали бессодержательный разговор. Верещагин терпеливо ожидал, пока Хории не даст понять истинную цель своего визита.

– Как продвигаются операции майора Харьяло по уничтожению АДС? – наконец осведомился адмирал.

– Я как раз собирался навестить его, если, конечно, у вас нет для меня других поручений. Одна из его рот проводит состязание по бегу по пересеченной местности с картой и компасом, и они хотят, чтобы я был судьей. – Верещагин осторожно добавил: – Что до операций, то партизанское движение крайне трудно уничтожить, пока условия благоприятствуют его существованию.

– Война – это диалектика воли, подполковник Верещагин, – назидательно произнес Хории. – Важно произвести на противника такое психологическое воздействие, чтобы убедить его в бессмысленности дальнейшего сопротивления. Именно такой эффект мы и должны произвести на членов АДС и их пассивных сторонников. – Он улыбнулся. – Судя по вашему досье, вы должны это отлично понимать. Мне говорили, что адмирал Накамура прозвал вас Серторием.

– Адмирал Накамура был очень любезен, – слегка поклонился Верещагин.

– Вы по происхождению русский, не так ли?

Верещагин кивнул.

– Моя мать была финка, а отец – из Санкт-Петербурга.

– Люди не понимают, как много пользы принесла России катастрофа, – заметил Хории. – У народа не осталось ни пищи, ни надежды. Хотя многие российские города были уничтожены, а масса людей

погибла от чумы, оставшиеся в живых вправе гордиться собой. СПИД и многие другие заболевания, ведущие к вырождению, исчезли почти полностью. После катастрофы русские стали куда более здоровой нацией, верно?

– Может быть. Но страшной ценой, – ответил Верещагин.

– Иногда экстраординарные ситуации требуют суровых мер, – словно извиняясь, вздохнул Хории. Помолчав, он добавил: – Я прочитал в вашем досье, что вы можете цитировать «Калевалу»?

– Только фрагменты. – Верещагин заговорил нараспев: – «Знаю тайны я железа. Знаю я истоки стали. Воздух – мать всего живого. А вода – сынок ей старший. Средний сын – огонь горячий. Младший сын ее – железо». «Калевала» в основном состоит из подобных заклинаний. Впрочем, там немало увлекательных историй.

– Не сомневаюсь, – согласился Хории, – в этом отношении она напоминает наши древнейшие летописи – «Кодзики» и «Нихон-соки».

– Да, до некоторой степени, – кивнул Верещагин.

– Конечно, культурное наследие очень и очень важно. Батальон майора Харьяло был сформирован в Финляндии и уже много лет оторван от Земли. Вам не кажется, что его стоило бы вернуть на родину, если здесь все пойдет хорошо?

– Уверен, что многие из людей майора Харьяло приветствовали бы такую возможность, – осторожно одобрил Верещагин.

– Это трудная задача, но мы как-нибудь обсудим ее подробно. Пожалуйста, держите меня в курсе относительно операций майора Харьяло.

– Разумеется. Надеюсь, его старания увенчаются успехом.

– Посмотрим. Я пессимист, Верещагин. Всегда им был и очень этому рад. Пессимизм – вид искусства. Военные события непредсказуемы, но мы посмотрим.

Выйдя в коридор, Хории обратился к Ватанабе:

– Разумеется, упоминание о Сертории озадачило вас.

– Так точно, достопочтенный адмирал.

– Плутарх сравнивал Сертория с Филиппом Македонским [8], Антигоном [9]и Ганнибалом, считая, что последние были хотя и удачливее, но Не умнее его. Он родился в Нурсии и служил Риму в войсках с кимврами и кельтскими племенами, где потерял один глаз. Во время Первой гражданской войны Серторий завоевал для Цинны [10]Италию, а впоследствии, не найдя поддержки в своих выступлениях против роскоши, удалился в Испанию. Серторий не был удачливым человеком, как и Антон Верещагин.

– Не понимаю, достопочтенный адмирал.

– Если бы Сераторий родился римлянином, то мог бы достигнуть самых высоких должностей. А так ему приходилось оставаться простым служакой, невзирая на все его таланты. Он был человеком огромной честности, но жил в эпоху, когда честность была презираема.

– Теперь мне понятна параллель. Благодарю вас за объяснения.

– Верещагин, несомненно, осведомлен, что иностранные офицеры более нежелательны на императорской службе. Первой его заботой будет благополучие своих офицеров и солдат. Я подал ему надежду в форме репатриации на Землю. Это побудит его усердно осуществлять наши интересы.