Андрей Посняков - Саркофаг

Мало того!

Максим ведь, любопытствуя, заглянул художнику через плечо:

– А это что у тебя?

– Да машина иностранная проехала, я таких и не видел… – чуть смущенно улыбнулся Антон. – Даже марку не определю. Вы ведь меня просили, если вдруг «москвич», там, увижу, «волгу»… вот я на дорогу и поглядывал, даже до нее дошел – рисовал все подряд машины. А вот ту, иностранную, ну никак не ухватить – слишком уж быстро проехала… Вот, что-то попытался изобразить. Не очень, наверное, похоже…

Очень! Очень похоже!

Тихомиров едва сдержал удивленный вскрик – на прикрепленном к мольберту юного художника листке явно угадывалась белая морда «газели»!

– Слышь, Антон… А куда эта машина проехала?

– Да не знаю… Но не к городу – точно.

– А давно?

– Час-два назад.

На следующий день Тихомиров снова отправился на прогулку к топким берегам озера, прозванного местными жителями Злым, и снова безрезультатно, словно кто-то специально посмеивался над всеми его поисками. Молодой человек никак не мог отделаться от ощущения, что за ним сейчас кто-то подсматривает, комментируя каждый шаг со злобной и циничной усмешкой, а он, Макс, перед этим «кем-то» – беззащитный и голый.

Тихомиров вернулся к обеду – нужно было еще успеть провести общелагерный кросс, обязанностей физрука с него никто не снимал. Антон-художник устроился с мольбертом все там же, за старым стадионом, рисовал лес…

– Что, понравилось место? – Максим тормознул рядом, прислонил к березе велосипед.

– Очень! – обернулся мальчишка. – Тут лес такой… луга… Максим Андреевич, а на озеро с вами можно? Ну, вы ведь оттуда приехали?

– Оттуда, оттуда, – сквозь зубы отозвался физрук. – Там, знаешь ли, болото, мон шер. Не вздумай один соваться!

– Да я и не думаю. Просто с вами прошусь.

Пришлось пообещать взять… Не сейчас, дня через три… шесть… десять.

До обеда Максим прошелся по всем отрядам, дал ценные указания насчет кросса – куда бежать, куда не бежать, что делать, а что не делать, ну и все в таком духе. Затем, пообедав у себя в комнате (ушло полбанки свиной тушенки и пачка галет), потрепался с Женькой, зашел и в столовую, где, улучив момент, взял чью-то неполную тарелку, поставил на поднос, принес за свободный стол… типа обедал.

Нет, не удалось в одиночестве – девчонки-вожатые налетели да разные там кружководы-библиотекари.

Ах, Максим Андреевич, вы что-то совсем плохо едите. И в столовую как-то редко ходите, что, не нравится, как местные повара готовят? Нравится? А чего ж тогда… Что-что вы говорите? К кроссу наши готовы! И к смотру строя и песни – тоже. Ну, вы ж лично смотрели, Максим Андреевич! Максим Андреевич, а когда чемпионат лагеря по футболу будет? А то мальчишки спрашивают… А, скоро, значит. А в поход вы им когда обещали? По отрядам… А что, общелагерного не будет что ли? А конкурс спортивных стенгазет? Как это, не к вам вопрос, коли они спортивные? Ирочке, вон, хорошо, у нее в отряде парнишка есть, художник, Антон Горелов, он все время с красками за старым стадионом крутится, верно, Ирочка?

– Ой!!! – Вожатая вдруг уронила ложку. – Антон! Я ж на обед его забыла позвать. Ой, побегу… он, поди, там, за стадионом.

– Да не волнуйтесь вы так, кушайте спокойно. – Воспользовавшись ситуацией, Тихомиров тотчас же выбрался из-за стола, опасаясь, как бы его не начали вдруг кормить насильно. – Мне как раз туда надо… Позову.

Уж сделайте милость, Максим Андреевич!

– Ой, девчонки, девчонки… Говорил же – просто Максим!

За старым стадионом юного Пикассо не оказалось! Не было его и на лугу, и у речки… неужели все-таки пошел к Злому озеру? Вообще-то не должен бы…

Положив велосипед на траву, Максим подошел к загоравшим на песке подросткам, не лагерным, местным.

– Художник? – те ничуть не удивились вопросу. – Да, видали, приходил такой, рисовал. В рубашке клетчатой, в кедах… Да-да, светленький. Хорошо рисует, кстати… Куда ушел? Хм, да мы и не обратили внимания…

– Он на дорогу пошел, – вспомнил один из подростков, длинноволосый и тощий, впрочем, они все тут были длинноволосые, да и толстяков средь этой молодежи не наблюдалось. – Да, на дорогу. Сказал, бурелом нарисует и это… голубую даль.

– Сиреневую даль, Тима, а не голубую!

– Ну сиреневую. Какая разница-то?

– Так, значит, к дороге пошел?

– Да-да, к дороге. Дяденька, а у вас случайно двух копеек не будет?

– На «Агдам» собираете?

– Что вы! Просто очень позвонить нужно.

– Ага, а автомат в лесу, на осине.

Тихомиров язвительно ухмыльнулся, однако двушку все-таки дал, не пожадничал:

– Звоните!

Поднял велосипед, отошел, но снова вернулся:

– Парни, а какая-нибудь машина по этой дороге не проезжала? Ну, когда художник ушел?

– Сбег что ли? – лениво поинтересовался Тима. – Я с пионерлагеря тоже всегда сбегал – скука!

Максим пожал плечами:

– Ну, ты это… не обобщай! Так, значит, не видали машин?

– Чего ж не видали-то? «Волга» черная проезжала и «москвич». Не самой новой модели, но и не старый – с двойными фарами.

– Да, я тоже вспомнил… Пацан этот им еще свои картины показывал. Ну, тем, кто в машинах.

Та-ак!

Нехорошее предчувствие вдруг охватило Макса, до того нехорошее, что во рту набежала горькая слюна и нестерпимо захотелось сплюнуть. Он так и сделал, плюнул, а потом спросил:

– А что за люди из машин вышли?

Вот людей-то подростки не рассмотрели, да и не присматривались. Поблагодарив парней, Тихомиров прыгнул в седло и погнал по лесной дорожке. Сердце его бешено колотилось, так что казалось, сейчас выпрыгнет из груди и улетит далеко в космос. Подставил ведь, получается, мальчишку-то! По всему – так и выходит. Эх, раньше надо было думать!

Быстрей… быстрей… быстрей!

Тупое рыло «газели» вырвалось из-за поворота настолько внезапно, что набравший скорость Максим никак не успел среагировать. Только увидел, как – словно в тумане – исчезает в бампере велосипедное колесо, почему-то медленно-медленно, будто бы тает… И тут же почувствовал сильный удар!

Даже не почувствовал, просто отлетел в сторону.

А очнулся уже в кузове, крепко спеленутый скотчем! Судя по гладкой дорожке, они уже ехали в том, туманном времени, в коконе… Хотя, может быть… Черт, связали-то – не развяжешься! И все кости болят… ребра… Хорошо хоть – дорожка грунтовая, не разогналась «газелька» как следует, иначе б… Ну, все правильно – велосипед с этой машиной существовали в разных измерениях, чего, увы, не скажешь о Максиме. Ох ты, дьявол, как бок-то ноет! Неужели ребро сломал?

«Газель» между тем явно замедлила скорость, вот что-то объехала (все тот же лежащий на боку троллейбус?), вот свернула, остановилась…