Андрей Посняков - Саркофаг

Можно сказать, и не купались даже – просто нырнули и тут же выскочили, разлеглись в травке на солнышке. И вот тут-то все и произошло, как-то незаметно-буднично, быстро – просто Максим невзначай прижался к жаркому девичьему плечику… Женечка не отпрянула, отнюдь… И тут уж пошли поцелуи, объятия… вот уже обнажилась грудь…

Как и обещал, Тихомиров проводил девушку до остановки автобуса, не мог не проводить. Держал себя очень тактично, чисто по-дружески, вовсе и не акцентируя внимание на произошедшем, хвост, словно глупый павлин, не распускал, неотразимым мачо себя не считал. А вот говорил много:

– Женя, а ты знаешь немецкий? Французский учила? Надо же, и я тоже! Парле ву франсе, ма шери? Ах, немножко забыла уже, бывает. Без практики язык мертв… Тебе какие фильмы больше нравятся? Только не говори, что индийские! И не скажешь? И славно! На ретроспективе французского кино была? Отлично, а мне вот не удалось. Как я тебе завидую, господи! Что? Да, крещеный… в детстве еще… бабушка… А ты? Нет? Понятно, понятно – атеизм есть атеизм. А как тебе Жан Габен? А Бельмондо? Ален Делон больше нравится? Кто бы сомневался!

Подъехал автобус – белый, с красными широкими полосами, ЛиАЗ.

– Ну что ж, желаю счастливо съездить! – чинно склонил голову молодой человек. – Бон вояж, ма шери, адье! Рад буду потом посмотреть фотографии.

– Обязательно покажу! – Улыбнувшись, девушка забралась в салон и уже оттуда, усевшись, помахала рукой.

Автобус тронулся, обдав Тихомирова вонючим дымом. Максим улыбнулся: эх, Женечка-Женя… Евгения Петровна… Нельзя сказать, что у них был бурный секс, девушка вела себя достаточно скованно, много не позволяла, да и не знала в общем-то – откуда ей сейчас знать? В это-то время? Бедные, бедные девушки СССР – многие, в силу особенностей сексуального воспитания, а точнее, его полного отсутствия, до конца жизни оставались фригидными, совершенно искренне не понимая, а что, собственно, еще надобно мужу-то? Ну, родили детей – и ладно, а он… Сыт, обут, обстиран – змей гладкий… Так еще и любовницу, говорят, на стороне завел… Ах кобелина! Глаза бы повыцарапать… обоим!

– Максим Андреевич, вас начальник искал, – хором сообщили дежурившие на посту у лагерных ворот пионеры.

– Спасибо…

Тихомиров тут же и направился в кабинет, постучал вежливо:

– Сергей Федорович, искали?

– Да-да, заходи, Максим. – Начальник лагеря оторвался от разложенных на столе бумаг и устало поднял глаза. – Из пожарки звонили, голову мылили – за всеми делами забыл зама по противопожарной безопасности назначить. Вот ты как раз подойдешь. Как смотришь?

– Как пионер, – усмехнулся Тихомиров. – Всегда готов, Сергей Федорович!

– Я так и знал, что договоримся. Ты не думай, в материальном плане поощрим обязательно… Документы у тебя, значит, в конторе уже?

– Да-да, там.

– Говорят, Женечка сегодня приезжала, не зашла почему-то.

– Так спешила очень! – снова улыбнулся Максим. – Я тут ее до автобуса провожал, кое-что знаю…

– Ах, вон оно что! – Сергей Федорович промокнул взмокшую от пота лысину белым носовым платком и засмеялся. – Что ж, дело молодое, понятно…

– Я не в том смысле, – поспешно продолжил молодой человек. – Завтра-послезавтра в ГДР она уезжает, по молодежной путевке.

– А! Вот как! Тогда понятно.

– Так что не стоит ей пока и звонить, беспокоить…

– Ладно, тогда и пожарные документы ей попозже отвезем… Когда вернется-то?

– В двадцатых числах.

Они еще немного поговорили, и Тихомиров ушел – на носу был ужин, линейка, отбой… Да, еще – просмотр художественного кинофильма «Пассажир с „Экватора“», недавно привезенного начальником. За показ фильма, естественно, тоже отвечал Женька, охотно взявший на себя еще и обязанности киномеханика. Может, потому и брал на себя как можно больше, чтоб о винище не думать? Да и не тянуло его пока, похоже… А в совхозе пил он с тоски. Чего еще взять-то со скотника?

– Максим Андреевич, а не знаете, кино интересное?

– Говорят, про шпионов!

– Не знаю, девочки, не смотрел.

– Максим Андреевич, а у нас соревнования скоро будут?

– Скоро. В рамках «Зарницы» пройдут.

– А в поход когда?

– Ив поход скоро. Вот родительский день переживем, тогда…

– У -У-У,как долго!

– Максим Андреевич, а вас наша вожатая, Ира, искала – строевую порепетировать. Говорит, вы обещали.

– Обещал – да.

– Так пойдемте, Ира на старом стадионе ждет, с отрядом.

Господи, старый стадион!

Так там же этот, художник. Шагая вместе с девчонками, Тихомиров облегченно вздохнул – а ведь чуть не забыл про парня!

Хорошо – напомнили… сами того не желая.

– А ну, построились все, пятки вместе, носки врозь. Р-равняйсь, смирно… На первый-второй рассчитайсь! Где командир?

Вышедшая из шеренги девочка отдала салют:

– Анютина Аня.

Да-а… парней, конечно, не нашлось. Ну понятно, вожатая-то девчонка. Ей, наверное, с девочками удобнее.

– Давай, Аня, командуй…

Зря Максим сомневался: голос у Ани оказался истинно командирский, зычный и громкий, аж уши закладывало, да и ребята слушались ее беспрекословно.

– Отряа-а-ад… Нале… ву!!! Шаго-ом… марш! Песню запе… вай!

Прошагав по старым колдобинам четыре круга, пионеры утомились, и вожатая поспешно махнула им рукой – отдыхайте.

– Отряа-ад… Стой! Раз-два… Вольно! Разойдись!

Тихомиров уважительно покачал головой:

– Здорово у тебя, Аня, получается.

– У меня папа – полковник, Максим Андреевич.

– А… ну, если полковник, тогда понятно…

И снова Максим едва не забыл про художника, вспомнил, когда пионеры, услышав позывные на ужин, гурьбой рванули в столовую. Уже полпути прошел вместе с вожатой их, Ирой, – тише воды ниже травы девчонкой-чертежницей, выглядевшей ничуть не старше своих нынешних подопечных-акселератов. Было очень похоже, что в лагере этой несколько заторможенной с виду девушке не очень-то нравилось, она просто несла свой крест: в комитете комсомола сказали – никуда не денешься.

– Обычно я летом подрабатываю…

Нет, все же Тихомирову и эту тихушницу удалось вызвать на разговор.

– Подрабатываете?

– Ватман домой беру, чертежи…

Ватман…

Черт! А художник-то?

– Вы, Ира, идите, а я догоню…

Слава богу, парнишка оказался на месте – там же, где и был, у поваленного забора. Стоял себе перед мольбертом, увлеченно рисуя… даже не заметил, как Максим подошел…

– Эй, Пикассо! Давай сворачивайся и на ужин… Ого! Здорово у тебя деревья получились! И вот – сарайчики…

– Это, Максим Андреевич, не сарайчики – это машины.

– Вижу, что машины… Ого!

Тихомиров замолк, увидев на одном из разложенных для просушки листов (мальчишка рисовал акварелью) фургон с рекламой фруктовых соков. Тот самый фургон, из будущего.