Валерьев Валерьевич - Фаранг-1. Как я провёл лето.

'Спаси и сохрани!'

Катя оттолкнула лодку от белого берега пластмассовым веслом и нажала на кнопку стартера.

Сцепление оказалось неожиданно тугим. Витя, сев на место водителя, с удивлением обнаружил, что и рычаг механической коробки передач тоже ходит с большим трудом. Когда руки-ноги были в порядке, такие мелочи не замечались, но сейчас…

'Да чтоб тебя!'

Педаль сцепления пришлось выжимать до разноцветных мошек перед глазами, а первую передачу втыкать чуть ли не локтем. Было тяжело, больно и… холодно, но Виктор справился, и машина тронулась с места. Аккуратно зарулив на 'взлётку', Егоров глубоко вздохнул и, зябко передёрнув плечами от кондиционированного воздуха, врубил вторую передачу. Перейти на третью скорость не получалось и Витька 'через не могу' утопил педаль газа в пол. Движок, не довольный такими оборотами, взвыл, и фургон помчался вперёд, прямо под клубящуюся в небе тьму. Тело уже привычно онемело, а перед глазами засияли белые и голубоватые всполохи холодного огня.

'Ой, мама! А как же я тормозить то буду?'

В глаза ударил ослепительно-белый столб огня и мир померк.

— Эй. Витя, ты живой? Парень…

— Осторожнее! Не тряси его.

— Не учи…

— Ого! Мужики! Тут бабла полный бардачок!

— Да погоди ты с баблом…

— Как он?

— Не знаю. В крови всё. Сейчас в госпиталь отвезём так и…

Глаза, почему-то, не разлеплялись. Слух то выключался и тогда Витя просто плыл в невесомости, то включался и тогда в уши пробивались тихие озабоченные голоса. Странно, говорили, вроде бы, не по-русски, но Егоров всё прекрасно понимал.

— Грузи его. Аккуратнее! Та шоб тоби…

Это 'та шоб тоби' всё расставило по своим местам. Говорили, всё-таки на русском, но с отчётливым украинским выговором, что, как ни странно, Витю успокоило. Егоров продрал залитый кровью глаз и прохрипел.

— Тай?

— Тай-тай! Молчи, Витя.

Неясные тени, обступившие его со всех сторон, вцепились в кусок тента и ххекнув, рывком вынули вновь потерявшего сознание Витьку из останков мебельного фургона.

Проснулся Егоров в сияющей чистотой больничной палате. Очень хотелось есть, пить и сходить по нужде, но сделать это было затруднительно. Свои ступни Витька обнаружил плотно замотанными бинтами и подвешенными в воздухе на очень хитрой подвесной системе. Кроме того в каждую из ног была воткнута здоровенная игла с прозрачной трубкой, по которой куда то вниз, под кровать, всё время текла буро-зелёная гадость. Егоров скосил взгляд, но рассмотреть, куда же это всё стекает — не смог. Голова оказалась крепко зафиксированной, а шею давил пластмассовый ошейник.

'Разбился, да?'

Витя попробовал пошевелить руками и это ему удалось. Обе кисти нашлись на своих местах и даже без бинтов и иголок.

Зато в гипсе.

'Тьфу ты!'

Витька мысленно чертыхнулся. За исключением ноющей боли в руках, ногах и груди, самочувствие было отличным.

— Э! Э! Ау!

Светло-серая дверь отворилась и в просторной палате стало тесно. Медсёстры деловито помогли Егорову с уткой, затем быстро обтёрли грудь и лицо влажным полотенцем и воткнули сразу две капельницы. Пить и есть расхотелось, но зверски захотелось спать.

'Ну и ладно'

Целую неделю Витя лежал под капельницами, ими же питался и с них же засыпал. Улыбчивый доктор в синей робе довольно кивал, что-то чиркал в блокноте и удалялся, оставляя Егорова в полном неведении, где он и что с ним. В принципе, жаловаться было не на что — уход за ним был просто отличным. Как минимум трижды в день у его кровати собирался целый консилиум из врачей, которые дотошно осматривали своего пациента, о чём-то разговаривали и удалялись, оставляя после себя медсестёр, принимавшихся залечивать Витю с удвоенной энергией.

Утром восьмого дня, когда Егоров от такой заботы готов был лезть на стенку, к нему в палату вместо обычных докторов вошёл пожилой дядечка вполне европейской наружности. Что его удержало от того, чтобы не заорать от счастья, Витька не знал. Он просто лежал и спокойно смотрел на своего гостя.

Немолодой, лет пятидесяти, человек. По виду — самый обыкновенный. Средний рост. Средняя комплекция. Обычное лицо. Хотя…

'Ага! А рожа то — наша!'

Подойдя к кровати, гость остановился и тоже принялся играть в молчанку, пристально, с нажимом, изучая обездвиженное тело Егорова. Витьке это не понравилось и, демонстративно зевнув, он закрыл глаза.

— Гхм. Доброе утро, Виктор Сергеевич.

'А акцент-то, акцент! Що?! Привет от дяди Пети? Ах, майор, майор…'

— Доброе, — Витя открыл глаза, — дайте, угадаю. СБУ?

Гость чуть прищурился и одобрительно кивнул головой.

— Так точно, разрешите представиться…

Посетитель назвался Леонидом и доложил Вите, что сейчас тот находится на излечении в королевском военно-морском госпитале в пригороде Бангкока.

— Дела ваши, Виктор Сергеевич, не ахти…

Мебельный фургончик благополучно выпал на нужный просёлок в двухстах километрах к северу от столицы Таиланда. Его пребывающий в отключке водитель продолжал жать на педаль газа и машина, пролетев прямой участок дороги, на первом же повороте врезалась в высокую, густо заросшую кустарником обочину.

— Это, вас, наверное, и спасло, — Леонид приятно улыбался и всячески демонстрировал Вите своё расположение, — скорость очень большая была. Мы еле увернуться смогли. А фургон уж через обочину, да сквозь кусты и в джунгли. Там и заглох. Насилу вас достать смогли.

Непристёгнутый ремнями безопасности Витька заработал множественные порезы на голове от битого стекла и ломаных веток и сильный ушиб груди о руль. Треснуло одно ребро, но это, так сказать, были хорошие новости.

— Руки у вас, Виктор Сергеевич, совсем плохи были.

На чело Леонида набежала тень печали и озабоченности. Витя восхитился.

'Ну артист!'

— Пришлось операции делать, кости заново собирать, но, — морщины на лбу гостя разгладились и в палате 'забрезжил луч надежды', — врачи говорят, что через месяц будете как новенький!

— Так. Ладно. А с ногами что?

Вид жидкости стекающей из его ног Витьке не нравился категорически!

С ногами оказалось всё сложно. Глубокие раны и обширные порезы вычистили и зашили, но к несчастью в кровь попала инфекция.

— Сепсис. Или, проще говоря, заражение крови. Врачи борются, но, пока…

'А я то думаю, что меня знобит то всё время!'

Егоров подавил зарождающуюся панику и поинтересовался.

— Вылечат?

— Вылечат!

'Уффф!'

— Ну а теперь, Леонид, будьте так любезны, расскажите мне, что тут вообще происходит?

'Ах, майор, майор…'

История, которую ему поведал Леонид, от рассказа майора отличалась довольно сильно. Шевченко действительно добрался до родного Тернополя, но, не придумав ничего лучше, старый служака пошёл 'сдаваться', уповая на то, что 'власть, она во всём разберётся'. Не понаслышке зная о бардаке в родной армии и органах внутренних дел, Петро Олександрович двинул прямиком в местное управление СБУ, откуда его погнали взашей, сочтя сумасшедшим. Майор отряхнулся и пошёл 'сдаваться' снова и, на свою удачу, наткнулся не на местного дежурного, а на руководителя группы прикомандированных, так сказать, работников аж из самого Киеву.