Ник Трой - С петлей на шее

— Царь перед казнью отрекся от престола, — с сожалением, откладывая автомат, сказал я. Американские машины убийства разом расслабились, с самого начала заметив мой жест. Всегда начеку? Мысленно усмехнувшись, я запахнулся в обледенелую тряпку поверх брони. Тепло быстро покидало даже замкнутый комбинезон. — А если отрекся, значит, твоя версия с проклятием отпадает. Мы все в одинаковой… Короче, как говорил мой друг оптимист, — все плохо.

— Отрекся? — почти разочаровано спросил Скэн.

— Отрекся? — почти радостно спросил Джеймс.

Джексон под нашими победными взглядами заерзал, потом вдруг просиял, словно получил божественное откровение. Зловеще посмотрел на нас и спросил:

— А тела?

— Какие тела? — в один голос воскликнули мы.

— Тела хантеров из твоего звена!

— А что тела? — непонимающе нахмурился я.

— Ты помнишь странные раны?

— Странная болезнь? Язвы? — принялся вспоминать Дэйсон.

— Разрезы будто от лазера? — включился я, стараясь припомнить изуродованные трупы товарищей.

— А что если это раны не от рук людей?! — взахлеб принялся говорить Джексон, стараясь не упустить момент. Пьянея от собственной догадки, торопясь высказаться, он все больше распалялся. — Если это ангелы?!

— Что?! — иронически вскинул брови я. Но Дэйсон отнесся к словам напарника более внимательно, даже напустил на лицо задумчивое выражение. Нет! Все-таки они в своей Америке все помешаны на религии. Я саркастически спросил: — Какие ангелы? С нимбами и крылышками? Арфой бьют людей по головам, а струнами, на манер ассасинов, режут на части?

Я понял, что моей извращенной фантазии подивились даже закоренелые питомцы Диснейленда и Макдоналдса. Коммандос почти по команде захлопали глазами, а Дэйсон, сукин сын, даже чуть отодвинулся. Еще бы перекрестился, подонок!

— Причем здесь арфы? — честно попытался осознать сложности русского языка Скэн, все еще надеясь на то, что я не спятил. — Я не о тех ангелах говорю!

— А о каких?

— Об ангелах апокалипсиса.

— А какая разница… — попытался закруглить тему я, но тут неожиданно вмешался Дэйсон.

— Подожди-подожди! — торопливо выставил руку коммандос, потом повернулся к напарнику. — Я что-то такое припоминаю… Четверо чуваков на лошадях, которые мочат народ…

— Лошади? — еще раз проявил я полнейшее незнание конфессии.

— Что «лошади»?! — раздраженно обернулись американцы.

Я смущенно улыбнулся:

— Лошади мочат народ?

Скэн трагически вздохнул, спокойно пояснил, будто маленькому ребенку:

— Ты что, издеваешься? Нет, убивают всадники. Слушай, ты что, не читал Библию?

— Ни в одном глазу, — честно ответил я.

Американцы переглянулись. Дэйсон заговорил каким-то не то книжным, не то балаганным тоном:

— В день Страшного суда, предсказанного в Евангелие, прозвучат трубы Иерихона. И сойдет на землю божественный гнев. Четыре всадника апокалипсиса: Голод — на белом коне; Мор — на вороном коне; Война — на рыжем коне и Смерть — на бледном коне. И пройдут они по свету, сея мучения и смерти. Перестанут рождаться дети. И трупы поднимутся из могил, чтобы…

— Бу! — некстати пошутил я. Потом, видя неодобрительные взгляды американцев, стараясь говорить бодро и уверенно, сказал: — Чего-то вы гоните, ребята! Во-первых, какая война? Войны-то не было! А во-вторых, и бродячие трупы не на каждом шагу встречаются! Даже, я бы сказал, вообще не встречаются.

Джексон замолчал, видимо, махнув на меня рукой, как новый гуру последнего дня на скептика и атеиста. Но вот Дэйсон, попав под влияние библейских страшилок, серьезно сказал:

— Ошибаешься, Костя. Весь двадцатый век были войны. Да и в двадцать первом терроризм и горячие точки разбросаны по всей мировой карте! Это Война, всадник на рыжем коне! Ребята из твоего звена погибли на войне! С Чумой еще проще! СПИД, туберкулез… а на трупах мы своими глазами видели язвы неизвестного происхождения! Видели?

— Видели, — нехотя согласился я.

— Это, может быть, какой-то новый совершенный вирус. Значит, это Чума, всадник на черном коне! Голод… не только во время сверхдержав, но в Африке он не кончался до самой Катастрофы. А сейчас так и подавно. Это Голод — всадник на белом коне. Кстати, помнишь тощие трупы при первом рейде?! Как будто все соки из них высосали! А со Смертью так вообще легко. Она повсюду!

Джеймс закончил так мрачно, что у меня заныло под ложечкой. Вот ведь зараза, как логично все разложил!

— А трупы? — спросил я. — Зомби! Их же нет!

Джеймс ответил не задумываясь:

— Наверное, Армагеддон еще не закончился. Потом встанут и трупы из могил…

— Черт… — обреченно выдохнул я.

Навязанная американцами картинка ничуть не радовала. Наоборот, пугала своей неотвратимостью. Получается, что все наши чаянья и потуги тщетны! Бесполезны! И мы просто трепыхаемся, как рыбы в сети.

Я окинул взглядом американцев. Те сидели понурые, ссутулившиеся, но с такими одухотворенными лицами, что мне живо нарисовалась картина Судного дня. Лошадиное ржание, стальные копыта с хрустом давят обугленные кости детей, сатанинский хохот… и почему-то упорно ползущий по пепелищу терминатор с оторванными ногами.

— Да ну вас к чертовой матери! — вспылил я. — Фанатики хреновы! Развели здесь конклав кардиналов, блин! Какой, к дьяволу, конец света?! Катастрофа! И все тут! Никаких ангелов-маньяков на парнокопытных у нас нет! Все, конец теме! И вообще, достали вы уже. Давайте спать!

Американцы удивленно дослушали мои выпады. Послушно встали, загромоздили выход ящиками с припасами. Так же дружно улеглись на истлевшие тряпки, не снимая брони, затихли. Некоторое время я смотрел в потолок, пытаясь успокоить взбесившуюся фантазию, наконец, мне это удалось. Я с облегчением перевернулся на другой бок, приготовился уснуть.

— А у вас в Гарнизоне дети рождались? — вдруг невпопад спросил Джеймс.

От простого вопроса закружилась голова. В желудок будто провалилась ледяная глыба, а волосы на спине встали дыбом, по давно и бесповоротно утраченной привычке встречать опасность.

Старшая Хранительница сурово и бесстрастно оглядывала горизонт. Тот был не дальше ста метров из-за нагроможденных развалин и непрерывно сыплющегося снега. Амазонки ежились за спиной Веселковой, испуганно вскидывали оружие, поглядывая на предводительницу. Та даже в мешковатом боевом комбинезоне умудрялась выглядеть женственной, но непреклонной воительницей. Ни дать, ни взять — валькирия, если учитывать нордический климат.

Одна только Виктория Керенская стоит прямо, не пригибаясь, терпеливо дожидается приказа следовать дальше. Казалось, что ужасные твари «метели», которыми пугали всех в Гарнизоне, нисколько не заботили ее. Подступающая темнота отражалась в сощуренных глазах девушки, в которых сейчас невозможно ничего прочитать, кроме холода и равнодушия.