Александр Афанасьев - Время героев (СИ)

Мичмана и старшины — настоящие, с острова Русский, живые, во плоти — надев свои акваланги, проверяют акваланги курсантов. За каждым закреплен свой курсант, каждый идет в паре, отвечает за своего курсанта — иначе нельзя, сдуру кессонку [45] Кессонка — при резком всплытии в крови вскипает азот, погибнуть так можно запросто. только так можно схватить. Море шуток не любит и не воспринимает.

Гардемарин Островский идет в паре с мичманом Тишко — белозубый, как и все боевые пловцы [46] Если с зубами хреново — лучше не погружаться. Все на свете проклянешь от боли. , он проверяет в последний раз регуляторы смеси на аппарате гардемарина.

— Во-о-от так. Лучше два раза перепроверить, чем потом в госпитале с кессонкой валяться. Сколько будет твоя декомпрессия при погружении на сотку на пятнадцати метрах?

— Четыре минуты по таблице Хана, господин мичман!

— Молодец. А смесь?

— Двенадцать на пятьдесят шесть!

— Снова молодец. Но лучше на такую глубину не лазать. Нехрен там делать.

И мичман задорно подмигивает.

— Двинем сегодня на спуск?

— А командование?

— А хрен с ним… Все равно — вертолет раньше двадцати двух не придет.

На заливаемую солеными потоками воды палубу выходит старший инструктор Безбородько, он обладает каким-то поразительным умением держаться на палубе раскачивающегося мотобота без рук. В руках — мегафон.

— Личному составу — на исходные! — раздается над волнующимся морем.

Маску на рожу, регулятор в крайнее положение — смесь пошла, ты уже на "искусственном дыхании". Чуть закладывает уши. Чуть ли не ползком гардемарины перебираются к своим инструкторам — те уже сидят на бортах мотобота, спинами к морю. Все это сильно напоминает, как птицы садятся на провода, собираются на них перед тем, как лететь в дальние края. Чтобы не вывалиться так за борт, тем более что полные баллоны тянут тебя в бездну, а мотобот шатает — курсанты держатся изо всех сил.

— Сброс!

Мгновение полета — и прохладная пучина принимает их в свои объятья.

Лазаревская. Спуск к порту, к спортивной гавани. Гомон, пахнет рыбой, как и во всем Владивостоке. Полно рыбных кафе, икрой здесь можно разжиться по цене в три, а в сезон — в двадцать раз дешевле, чем в Санкт-Петербурге. Много машин, если подняться повыше — то будет виден громадный мост адмирала Макарова — мост на остров Русский. С тех пор, как его проложили — там полный бардак и рассекречивание объектов, принадлежащих диверсионной службе Флота Тихого Океана. Полным ходом строится еще одна база как раз рядом с Постом святой Ольги, это оттуда они сегодня ходили в море.

Гардемарин вместе с мичманом сегодня — по выходной форме, гардемарину она не положена — но баталер сварганил, у хорошего баталера всегда найдется запас. Форма — это одно из непременных условий, без нее на спуске ловить нечего. Второе непременное условие — это хорошо подвешенный язык и богатое воображение.

Рядом — две барышни, обеим — лет по шестнадцать. Последний курс гимназии. Прямо в форме — темно-синие платьица, белые носочки. В руках у дам китайские коктейли, их "устроил" хорошо все понимающий Ван — хозяин сего почтенного заведения, из-за этих коктейлей в его заведении всегда не протолкнуться — и все парами. Все дело в том, что пьется он как легкое вино — а вот последствия от него куда серьезнее. Мичман предупредил своего молодого, неопытного напарника, чтобы больше четверти стакана он ни в коем случае не пил, а при необходимости — незаметно отливал, и даже показал, как это незаметно делать. Сказал он и еще кое-что, что я здесь приводить не буду — уши повянут, если вы, конечно, не моряк.

Сегодня мичман в ударе — барышни зачарованно внимают его рассказу о "крайнем" заходе в Токио, как он попал в дурной квартал и еле выбрался оттуда, преследуемый разъяренными якузда, японскими бандитами. Корабль уже отвалил от пристани и ему пришлось прыгать в воду — и там отдали шторм-трап и подняли его — все это под пулями. Ну и… комендоры корабля в накладе тоже не остались. Гардемарин Островский уже достаточно "в теме" по флотским делам, чтобы понять — мичман врет. Но красиво врет!

Мичман дважды кашляет — готовность. Предложить барышням прогуляться по набережной должен именно он, у него еще полудетское лицо, и его приглашение не вызовет подозрений, не то что приглашение взрослого мужика. С набережной можно сойти на пляж — а там и домики купальные на самом краю есть. Пустые…

Ночь. Свет фонарей на мокром песке, крики. Тяжелое дыхание и вязкий сырой песок под ногами…

— Падлы… Давай, салага, туда… Бегом!

— Господин мичман, я китель забыл.

— Черт… Поздно уже, побежали…

С обратной стороны, у мыса, по заброшенной дороге продвигается внедорожник, фара-искатель жадно шарит по пляжу. Сине-красная круговерть над кабиной.

— А, черт…

Мичман остановился так, что песок полетел, затравленно глянул на полицейский внедорожник. Путь к пригороду — был перекрыт.

— Ну, салага, сдаемся? Или еще повоюем?

Гардемарин Островский сел на песок рядом, тяжело дыша. Безумие какое-то, вторая в его жизни девчонка — и тут такое. Собственные полицейские их травят как волков.

— Что скажешь?

— Воюем…

Луч мазнул краем по ним, прошел мимо. Потом остановился — и хищно метнулся к ним.

— Вон они!

Гардемарин Островский затравленно глянул на далекие огни острова Русский. И — отчаянно бросился в воду.

— Вот следы, господин исправник.

Толстый, карикатурно усатый исправник присел на мокром песке, зачем-то потрогал вмятины от ног руками. Проследил их взглядом — до кромки воды.

— Ушли, сукины дети. По воде ушли… — раздосадованно сказал он.

К группе полицейских и служителей пляжа подбежал молодой, курносый жандарм, на коротком поводке у него нервничала овчарка.

— Господин исправник…

— Поздно… — сказал огорченно исправник проводнику СРС [47] Служебно-розыскная собака. — если, конечно, твоя псина с воды не умеет следы читать. Пойдемте.

Остров Русский…

Твердыня, прикрывающая Владивосток с моря, больше половины которой отдано в распоряжение флота. В тридцатые тут были поставлены орудия береговой бороны, сейчас их не было — но остров не был демилитаризован, как на том настаивали японцы. Постоянно велись какие-то работы, копались новые тоннели и подземные казематы, все они были способны выдержать падение самой мощной авиабомбы или удар оружия главного калибра Японского императорского флота. На острове Русский — пока что основная база диверсионной службы Тихоокеанского, Его Императорского Величества флота.

Третий уровень. Двадцать восемь метров под землей, бункер — старый, пятидесятых годов постройки, если даже и не более раннего периода. Дверь, выкрашенная корабельной серой масляной краской. Неистребимая затхлая сырость внутри, давящая со всех сторон теснота. Крепкая и бесхитростная мебель. Лампы-плафоны в решетках. Андреевский флаг в углу, в подставке для знамени, портрет Его Величества на стене в дешевой рамке. Корзина для мусора, сделанная из стреляной гильзы шестнадцатидюймового калибра. Еще одна обрезанная гильза — подставка для письменных принадлежностей.