Александр Афанасьев - Время героев (СИ)

— А вот здесь, господин генерал, пытали людей — я притопнул ногой, чтобы гулкий звук оживил могильную тишину подземелья — господа, оставьте нас вдвоем.

Конвойцы уже знали программу — не первого человека я сюда вел, и явно — не последнего. Прежде чем что-то делать — нужно знать, откуда все это возникло. Обратиться к истокам.

Генерал Кордава осмотрелся по сторонам, посмотрел наверх, подмечая все — и спускавшиеся сверху тали, на которых за руки подвешивали людей, и лежащие в углу грудой тележки, такие же, как в больницах используют при хирургических операциях. Наверное, точно такие и есть, просто одни пошли в больницы, другие — в распоряжение САВАК.

Я молча ждал реакции. Генерал смотрел на это какое-то время, потом многозначительно хмыкнул.

— Просторно здесь. Говаривали, сударь, что в Крестах одно время такая же камера работала. Поменьше размером, конечно — но такая же…

Немного не то, что я ожидал — но и к ответу на такой вопрос я был готов. Тяжелый, неприятный, постыдный вопрос — но и на него надо иметь ответ, если не хочешь в один прекрасный день стать предателем. Нельзя просто так забыть и все, на каждый вопрос, который ставит перед нами история — должен быть свой ответ.

— Работала. И не только в Санкт-Петербурге. И в Москве. И в Иваново-Вознесенске работала. И в Казани работала. И в Баку работала. Только разница — не только в размерах. Хотите, расскажу, господин генерал, в чем она?

— Буду рад услышать.

— Тогда слушайте. В начале двадцатого века в нашей стране, в России созрели предпосылки для социальной войны. Именно социальной. Проклятья, которые мы сейчас посылаем в адрес Ульянова, Троцкого, Красина, Дзержинского, Бухарина — они оправданы. Все они были теми, кем они были. Педерастами [83] Меир Валлах, он же Максим Максимович Литвинов, будущий министр иностранных дел СССР. Педераст и убийца, в 1910 году убил полицейского в Киеве и вынужден был бежать. Есть серьезные основания предполагать, что педерастом был и сам В.И. Ульянов-Ленин. , как Меир Валлах и, возможно, Ульянов. Агентами иностранной разведки, как Бронштейн-Троцкий. Наркоманами, как поляк Дзержинский. Террористами и убийцами, как Яков Свердлов. Просто подонками, какими были они все. Но одного у них не отнять — они видели раскол общества и мерзко, цинично им пользовались. Кто-то хотел сохранить Россию как государство, а кто-то хотел разрушить, но предпосылки для разрушения были. Именно поэтому в нашем обществе так долго и так кроваво шло это противостояние. Коммунистические террористы убивали военных, казаков, жандармов, губернаторов, умышляли против Высочайших особ. Офицерские и гражданские организации патриотов выслеживали, убивали, вешали, пытали коммунистов, эсеров, анархистов, агитаторов, пропагандистов, боевиков польских и рабочих боевок. Но все это делалось — ради сохранения России и Престола, ради сохранения нашего общества и нашего образа жизни.

А вот здесь, сударь, происходило кое-что другое. Здесь тоже был террор — но он был не ради Персии, он был ради сохранения личной власти шахиншаха. Здесь не было раскола в обществе, потому что на Востоке народ вообще инертен — но теперь он есть. Шахиншах, опасаясь, что армия и спецслужбы свергнут его, как свергли его предшественника — решил повязать их кровью, сделать объектом всеобщей ненависти, сжечь за собой мосты. Он понял — что только если армия и спецслужбы сделаются объектом всеобщей народной ненависти — только тогда у них не останется выбора, только тогда они будут защищать его трон до последнего человека и до последней капли крови, чтобы и самим не стать жертвой разъяренной, желающей расквитаться за все толпы. И он создал государство в государстве под названием "армия, жандармерия, полиция и САВАК". Он создал новую касту, новый правящий класс. Он сказал: творите все, что хотите, до тех пор, пока вы мне остаетесь верны — но если вы усомнитесь во мне хоть словом, хоть намеком, хоть мыслью — рука тайных карателей уничтожит вас. А если вы взбунтуетесь — то вас уничтожит народ. Тех из офицеров, кто не был лишен совести и отказался играть по новым правилам — либо расстреляли, либо растерзали до смерти в этом гимнастическом зале, либо им удалось бежать в другие страны. Остальные оказались между молотом и наковальней. Днем они творили безнаказанные преступления, грабили, убивали, насиловали — а ночью тряслись в ожидании стука в дверь и расплаты за свои преступления — мнимые, потому что за истинные никогда и никого не карали. Здесь офицеры были разбиты на тройки, и каждому вменялось в обязанность доносить на другого, за провинность одного казнили всех троих. И доносили. Здесь САВАК, местную спецслужбу, которая владела этим объектом — комплектовали из сирот из нищих, забытых Аллахом мест, которых учили ненавидеть армию, ненавидеть народ, ненавидеть всех, кроме обожаемого шахиншаха. Здесь сын мог очиститься от подозрения в предательстве и остаться в живых, если он соглашался казнить своего отца. За годы правления шахиншаха Мохаммеда здесь сделано столько дурного, что если бы отверзлись врата и воинство ада пошло по земле — я уверен, что и они бы не смогли сотворить столько дурного.

И сейчас шахиншаха нет. Но мы — остались. Мы приняли эту страну и это искалеченное общество, где не верят ни в правду, ни в добро, ни в справедливость. Здесь столько ненависти и столько боли, что не описать никакими словами. Все местные исламисты, исламские экстремисты — история каждого из них началась тогда, когда слуги государевы попрали их права и жестоко надругались над ними и над их семьями. Большинство из них встали на джихад не потому, что получили от кого-то деньги или просто поверили в Махди, его второе пришествие. Махди для многих, для большинства персов — был символом надежды, лучом света в конце тоннеля, надеждой на конец беззакония. Именно поэтому они так яростно воюют за идеи махдизма — они не верят ни во что кроме этого, и хотят наказать нас за то, что мы отняли у них эту последнюю веру. Пройдут долгие, очень долгие годы — прежде чем им удастся забыть и заново поверить…

Генерал Кордава мрачнел с каждым моим словом. Вероятно, он принял меня за странствующего философа, умеющего красиво говорить, но ни черта не понимающего в борьбе с терроризмом. В каком-то смысле это действительно так. Терроризм — это философия, философия погружения в хаос, философия разрушения. Терроризм — это атака хаоса на порядок. Чтобы постичь этот феномен и найти против него действенное противоядие — недостаточно метко стрелять. Нужно перехватить инициативу у бродячих проповедников — махдистов, разоблачить их ложь, дать людям новую веру и немного больше надежды, чем у них есть сейчас. Я уверен, что школа — сделает гораздо больше в плане обращения — чем град пуль с БТР. Слепую веру может победить только знание, знание и моральные принципы.