Андрей Валерьев - Форпост (Тетралогия)

Полковнику это очень не понравилось. Лицо его потемнело, глаза зло сощурились, но он всё же нехотя кивнул.

— Значит, мы договорились?

Алексеев изо всех сил сжал челюсти. Эта сволочь его просчитала. Если он, Алексеев, сейчас даст своё слово, он не сможет его нарушить. Слово офицера для полковника Алексеева было не пустым звуком.

А если он сейчас даст своё согласие, то… он будет лишь НАМЕСТНИКОМ. Очень независимой, но ПЕШКОЙ.

Полковник посмотрел в глаза Ивану. Они друг друга поняли.

— Да. Мы — договорились.

Новый босс расслабился и довольно улыбнулся.

— Хорошо. До будущей весны ты будешь жить здесь. Охранять МОИХ рабочих. Я. Так. Решил. Вопросы?

— Автоматы им зачем?

'Нуууу… полковник. Ты что? Вот так просто сломался?'

Иван ожидал, что полковник молча развернётся и уйдёт. Маляренко пожал плечами.

— Я им пообещал, а я всегда держу своё слово.

— Не понимаю. Они, что? Неисправны?

— Новые совсем!

Маляренко аж обиделся.

— И четыре магазина впридачу.

— Не понимаю. Как это поможет мне вернуть власть? Если у них будут автоматы. Ты думаешь, они друг друга…

— Да ну! Всё проще…

Ваня ухмыльнулься.

— Патронов к этим стволам нет. Совсем. А конкретно патроны я этому вонючке не обещал.

Уже уходя в лагерь, Иван обернулся. Полковник занял его место у лодки и задумчиво смотрел на море, явно размышляя о своей судьбе.

— Один год, полковник. Всего один год. Обещаю.

Следующим утром, первого июня шестого года, 'Беда' вышла из бухты и взяла курс на остров Крым.

Горловой форт за неполных два месяца, что Иван отсутствовал дома, увеличился вдвое. Мощное каменное укрепление полностью скрывало внутри себя водяные колёса и водосток из канала. Из-за стены свежепристроенной части укрепления торчала ещё одна вышка. Тоже деревянная, но с обшитой металлом смотровой площадкой.

'Круто'

Часовой на вышке давным-давно заметил 'Беду' и отсигналил в посёлок. В монокуляр Иван видел, как дозорный шустро слетел вниз по лестнице и скрылся за стеной. Больше всего Маляренко удивило то, что он не узнал этого человека! Этот парень вроде как был из Бахчисарайских!

— Франц, это…

— Да, шеф. Здесь три-четыре бойца дяди Геры всё время дежурят. Они… меняются.

Немец затруднился и щёлкнул пальцами.

— Посменно?

— Ja. Посменно.

Немец прикрутил ручку скорости и 'Беда' начала плавно останавливаться перед входом в горло. Над стеной крепостицы сразу же всплыли два станковых арбалета. Заряженных и направленных прямиком на 'Беду'. Арбалетчиков не было видно, так как оба станкача имели металлические щитки, прикрывавшие стрелков.

Кроме того, никто из часовых и не подумал опустить стальной трос, перегораживающий вход в залив.

Маляренко заволновался. Стоять под прицелом этих бандур было очень неуютно.

— Чего это они? 'Беду' не узнали?

— Узнали, конечно. — Франц был очень серьёзен и резких движений старался не делать. — Стоим. Ждём. Сейчас господин майор с бойцами прибудет.

— Какой майор?

— Наш. Степанов. Ему Мария Сергеевна очередное звание присвоила. Руки держим на виду. Выходим на нос. Миша, вас всех это тоже касается.

Толстый 'ганс' аккуратно выполз из рубки и, подняв руки, пошёл на нос.

'Мда. Война план показала'

Маляренко тоже задрал к небу руки и двинул следом.

Степанов опустил бинокль. Даже с полусотни метров, даже в бинокль было сложно признать в этом худом скособоченном человеке с опухшим лицом того большого и сильного мужчину, что уплыл отсюда два месяца назад. И, всё-таки, это был он. Глаза остались прежними. Синими. Весёлыми и немного шальными.

— Андреич?! Ты?!!

— Я, Олег, я. Домой то пустишь?

Пяток бойцов подкрепления, засевших за стенами рядом с маленьким гарнизоном Горловой, радостно заорал приветствия, но с места никто не сдвинулся. Маленькие ручные арбалеты всё так же смотрели на лодку и её экипаж.

— Андреич, погоди.

Голос Степанова был ликующим и извиняющимся одновременно.

— Погоди, шеф.

Из узкой двери выскочил сам майор и с ним ещё один боец. Выудив из-за боковой стены пластмассовую лодочку, они сбросили её на воду и живо погребли к 'Беде'.

'А дверь то за ними сразу заперли…'

Уважение Вани к своему заму по безопасности сразу прыгнуло на две ступеньки — оставшиеся в укреплении бойцы головы свои не светили и больше радостно не орали, а молча ждали итогов 'инспекции'.

Олег ловко запрыгнул на палубу 'Беды', а боец, оставшийся в лодочке, быстро отвалил метров на десять в сторону и навёл свой арбалет на громадную Мишкину фигуру.

Франц прошептал одним уголком губ.

— Шеф. Стой. Не двигайся.

Маляренко замер и с интересом стал наблюдать за Степановым. Тот коротко улыбнулся, кивнул и оглядел всех присутствующих на палубе, особо зацепившись взглядом на плащах и капюшонах женщин. Потом майор выудил из ножен тесак, сунул свой нос в рубку и, никого там не обнаружив, нырнул в трюм.

— Андреич!

Из люка торчала голова Степанова. С улыбкой от уха до уха.

— Нашёлся, чертяка! Живой!

Служивый выскочил на палубу и сделал замысловатую отмашку рукой. Народ в крепости заорал и повыскакивал со своих мест, а Степанов в два прыжка подскочил к боссу и облапил его своими ручищами.

— Ванька! Как я рад!

Маляренко улыбнулся. Перед глазами снова запорхали зелёные и розовые мухи. Крепясь из последних сил, чтобы не закричать от боли, он едва смог выдохнуть.

— Олег. Рёбра.

Его женщины ждали на пирсе. Увидев мужа, обе зарыдали и без сил упали на дощатую поверхность причала. Между ними ужом пролез Бим и, с сумасшедшей скоростью виляя обрубком хвоста, заорал своё собачье приветствие, повизгивая от счастья.

Это послужило сигналом к действию. Относительная тишина взорвалась криками, плачем и приветствиями. Народ обнимался и прыгал от радости. Краем сознания Иван, стоявший на носу подруливавшей малым ходом к причалу 'Беде', успел подивиться такой реакции ОСТАЛЬНЫХ, но, в основном, всё его внимание было приковано к пирсу.

Маляренко перешагнул через фальшборт. Подошёл к своей семье, сквозь слёзы глядящей на него снизу вверх. Сел рядом. Прижал их к себе. И, зарывшись носом в их перепутанные волосы, тоже заплакал.

Горячий шершавый язык пса с бешеной скоростью вылизывал ему ухо.

'Я дома'.

Ване это не нравилось, но поделать он ничего не мог. Док уложил его в кровать, как минимум, на неделю, велев женщинам поить его бульоном 'от пуза'. Жёны вдоволь нарыдались над его избитым телом и устроили истерику над свежей повязкой на руке. Тане снова стало плохо, а Маша вытряхнула из него всю душу, напоследок заявив, что если 'ещё хоть раз ты куда-нибудь, то я сама тебя убью!'. Ванина голова болталась по подушке из стороны в сторону. Было больно, но приятно.