Олег Таругин - Маятник Смерти. «Оборотни» Спецназа

Короткий состав ощутимо тряхнуло, меня даже протащило немного вперед, швырнув по инерции на ограждение, однако ничего катастрофического не случилось- скорей наоборот. Произошло то, чего они явно ожидали меньше всего: сцепка не выдержала, и сошедшие с рельсов вагон и цистерна остались позади вместе с подмятым ими бэтээром, смешно задравшим кверху корму.

Вот так, не рой другому яму! Припомнив замеченную ранее весьма жизнеутверждающую надпись: «взрывоопасно — пропан» на серебристом светоотражающем боку цистерны, я нехорошо усмехнулся и поднял автомат. Помнится, инструкторы в «учебке» рассказывали нам, что любую цистерну, будь в ней бензин, нефть или газ, теоретически можно взорвать с помощью самого обыкновенного автомата — главное, добиться утечки и вовремя «высечь искру». Всегда хотел проверить это на практике, тем более что наш наполовину укоротившийся эшелон, скрежеща колесными парами, как раз вошел в поворот, и цистерна была как на ладони- и не захочешь, а попадешь.

Лучше бы не проверял: рвануло уже после пятого выстрела, да так, что я трижды пожалел о своем неуемном любопытстве. Газ в цистерне оказался не сжиженным, а сжатым, и когда за нашей кормой вспух шар чудовищного взрыва, я едва успел упасть «ногами к вспышке» и прикрыть дурную голову шаловливыми ручонками.

Короче говоря: «Граждане, соблюдайте правила безопасности при использовании бытового газа…»

А тепловоз, пока я пироманил, превращая заштатную цистерну для перевозки пропана в боеприпас объемно-детонирующего действия, вышел на финишную прямую и начал притормаживать, приближаясь к обещанной стрелке… Которую мне предстояло перевести, не обращая внимания на такие мелочи, как стоящий поперек путей бронетранспортер с развернутой в нашу сторону башней и изготовившимся к выстрелу гранатометчиком на крыше. Последнее мне особо не понравилось: кумулятивная противотанковая граната — это вам не бэтээровский КПВТ. Такого «презента» наш дизель, боюсь, не выдержит. Получше прицелившись, я дал в сторону бэтээра короткую очередь — фигурка с трубой РПГ на плече дернулась, роняя на землю гранатомет и исчезая в люке. Готов!

— Стрелка! — проорал мне высунувшийся из бокового окна капитан и, кивнув в сторону взорвавшейся цистерны, красноречиво покрутил пальцем у виска, давая мне понять, что ему, видимо, понравилось.

Ждать, пока тепловоз полностью затормозит или ожидающий в тридцати метрах впереди бэтээр снова откроет огонь, я не стал. Заорав в ответ: «Столкни его и сдай назад!», спрыгнул на ходу, тут же кувыркаясь в сторону и распластываясь на земле. Тепловоз, больше уже не притормаживая, величественно проплыл мимо, неумолимо приближаясь к препятствию.

Механик-водитель, как я и надеялся, правильно истолковал происходящее, здраво рассудив, что останавливаться тепловоз не собирается и тринадцать бэтээровских тонн — слабая преграда для сотни тонн железнодорожных, стальная махина просто-напросто столкнет его со своего пути или потащит перед собой. Выхлопные трубы плюнули облачками черного дыма, и бэтээр поспешно сдал назад, истерически грохотнув в упор из пулеметов — неожиданный маневр сбил оператору прицел и отвлек прячущихся за ним солдат. Вот теперь пора!

Еще пару раз перекатившись, я вскочил на ноги и по прямой рванул к бэтээру, стараясь поскорее оказаться в мертвой для стрелков зоне. Добежал — по мне даже почти не стреляли — и, не теряя ни секунды, ухватился за поручень, с разгону заскакивая на крышу продолжающего пятиться задом бронетранспортера: ничего более умного мне в голову не пришло. Впрочем, надолго я наверху задерживаться не стал: полоснул длинной очередью вдоль борта и с последним сожженным патроном сиганул вниз, обрушиваясь на головы ничего не успевших понять солдат. Проблема оружия меня не волновала — автомат, даже с пустым магазином, в умелых руках не менее опасен и смертоносен, нежели с полным…

Везуха закончилась в тот самый момент, когда я, отмахнувшись автоматом от одного из не попавших под мою очередь противников, пропустил простейший в общем-то удар. То есть не то чтобы «пропустил», скорее «подставился», совсем позабыв про оставшийся в затормозившем наконец бэтээре экипаж. Результат не заставил себя ждать — меня до невозможности пошло ударили в спину прямо из раскрытого десантного люка, возле которого я имел неосторожность находиться в тот момент.

Слабое, конечно, утешение, однако сознания я все-таки не потерял, просто грохнувшись лицом вниз возле высоких бэтээровских колес и тут же получив носком тяжелого солдатского берца по ребрам и еще разок прикладом — сверху. Обидно, очень обидно и непрофессионально, особенно если учесть, что к этому моменту я в той или иной мере (в смысле, что некоторых только ранил), расправился уже практически со всеми на свою беду прикатившими в бронетранспортере солдатами.

А в следующее мгновение я понял, что все-таки провалил задание. Обладатель тяжелых кирзачей отскочил на несколько шагов и, вскинув автомат (далеко, ой далеко, при всем моем желании — не достану; и Серега ничем помочь не сможет — меня от него полностью закрывает приземистый корпус бронемашины), нажал на спуск — полученные от майора инструкции, похоже, не предполагали моего пленения.

Однако выпущенная по мою душу очередь оказалась какой-то странной. Сначала негромко хлопнул одиночный выстрел, тут же потонувший в привычном грохоте переведенного на автоматический огонь «калаша». Что сие может означать, разбираться я не стал. Едва осознав, что пули не рвут, орошая кровавыми брызгами запыленную резину колес, мое бренное тело, рванулся, выхватывая из-за голенища нож, и швыряя его в стоящего справа противника. Того, что стоял левее, я достал ногой, а своего несостоявшегося палача — прикладом автомата, который так и не выпустил из рук. Подхватив с земли оброненный кем-то АК, резко обернулся, короткой очередью срезая высунувшегося из люка «мазута» — того самого, что своим предательским ударом едва не угробил весь мир, — и лишь после этого взглянул в сторону, откуда раздался спасший меня одиночный выстрел.

В нескольких метрах от бронетранспортера медленно опускался на колени паренек-патрульный, словно по наитию спасенный мной в винницкой лесопосадке и сейчас сторицей возвративший этот тяжкий долг… В одной руке он держал пистолет, вторую прижимал к разорванной автоматной очередью груди, а. избитое лицо было повернуто в мою сторону. Он смотрел прямо мне в глаза, но — удивительное дело! — я не видел в его взгляде ни боли, ни страха. Его глаза, в отличие от первой нашей встречи, были живыми! А сам он умирал…

Так продолжалось лишь несколько коротких секунд; затем губы раненого дрогнули, и я разобрал в этом коротком движении его последние слова: «Спасибо тебе…» Парнишка покачнулся, из последних сил пытаясь устоять на коленях, однако не сумел и ничком упал на горячий от солнца и крови бетон. «И тебе…» — эхом повторил я, отворачиваясь. Мне надо было спешить: тепловоз был уже в десятке метров перед стрелкой, да и в бэтээре за спиной по-прежнему оставался опасный враг. Подав высунувшемуся из кабины Сереге знак «внимание», направленный в сторону бэтээра, разбираться с уцелевшими членами экипажа которого у меня времени не было: если что — капитан прикроет, не маленький, я затрусил к злополучной стрелке, задержавшись лишь на один миг, чтобы поднять с земли тубус так и не использованного против нас РПГ.