Кирилл Юрченко - Первач

— Нет. Больше вопросов не будет.

— И что все это значит? — раздраженно спросил Бакс. — Хочешь сказать, нам всем надо подумать о смерти?

— Да мы и так думаем о смерти! — проорал Рогов. — Бред это все! Говорю я вам! Бред!

— О смерти можно думать по-разному… — подал голос майор Гузенко и не закончил фразу.

Рогов неожиданно вскочил и, с яростью нажав на курок автомата, устремился в туман.

— Рогов, назад! — закричал Гузенко, но голос его утонул в грохоте выстрелов.

«Только не это!..» — сквозь треск автоматных очередей Тихон услышал, как заволновались голоса, готовые, наконец, перейти к действию.

Никто не ожидал, что выстрелы прекратятся так быстро. Но тишина (а в голове Тихона голоса и не исчезали) длилась недолго. Из тумана донесся истошный вой сержанта.

— Что там такое? — заволновался Бакс.

Раздался треск ветвей. Судя по крикам, Рогов бежал обратно. Но слишком тяжелым и громким казался его топот. Создавалось впечатление, что дрожит земля. Волнами страх перекатывался меж бойцов и передался даже Жихареву с Выдергой. Теперь любой обман чувств одного из группы становился достоянием каждого. Один лишь Тихон мог контролировать себя. Пронзая туман своим зрением, он «видел», что это всего лишь Рогов. Остальное — и звуки, и дрожь земли — обман.

— Не стреляйте! — крикнул он. — Это Рогов. Не стреляйте!

Он ничего не мог объяснить, да и не успел бы — лишь наделся, что кто-нибудь из них послушается его слов. Но все зависело оттого, насколько прочно укоренился в них страх.

— Не стреляйте! Это Рогов! — снова крикнул Тихон.

Тяжелый топот и треск приближались. И большинство членов команды уже уверены были, что это не сержант. И вообще — не человек.

— Лейтенант Бакс. Прошу вас! — кричал Тихон. — Не вздумайте стрелять. Сержант Михайлова! Жихарев!

— Как не стрелять?! Как не стрелять?!.. — запричитал вдруг Арамзян.

И когда туман всколыхнулся, выплескивая из себя непонятный бесформенный кусок плоти, огромный, ни на что не похожий, Арамзян выстрелил первым. Но руки у него дрожали, и рядовой промахнулся. В ту же секунду бесформенный кусок обрел на миг некие реальные черты — именно те черты, которые нарисовало поддавшееся ужасу воображение Арамзяна, а возможно, и воображение всех остальных. Из расквашенной плоти показалась клыкастая морда, похожая на свиное рыло, с боков вылезли гибкие щупальца с многочисленными остриями шипов на концах.

Внушительных размеров мерзкое существо нависло над бойцами. Тихон решил, что теперь-то остальные точно измолотят его своими выстрелами.

— Не стреляя-а-а-а-ать! — что есть мочи заорал он, срывая голосовые связки, и, потянув за собой Бакса, бросился к Рогову.

Трос до боли натягивал мышцы, но Тихон упорно тащил за собой растерявшегося лейтенанта, который испугался настолько, что не думал сопротивляться. Трудно сказать, почему никто не стрелял — то ли правда послушались, то ли страх сковал мышцы. Да и просто бойцы могли бояться зацепить лейтенанта. И все-таки Тихону хотелось верить, что это именно он сумел остановить расправу, а равно в зародыше погасить бойню, подобную той, очевидцем которой стал Алекс Эджертон.

Когда они с Баксом подбежали, мерзкая тварь вновь превратилась в бесформенный кусок, и теперь быстро скукоживалась, на глазах проделывая обратную метаморфозу в сержанта.

Им с Баксом невероятно повезло, что за эти секунды Рогов сам не выстрелил в них. Ведь остальные члены команды тоже привиделись сержанту невозможными существами, не менее уродливыми, чем он показался Арамзяну. Когда Рогов испугался чего-то там в тумане и помчался назад, он никак не ожидал, что окажется перед группой чудовищ. Он мог бы выпустить в сослуживцев очередь. Секунда решала все. Но слишком оторопел в первый момент, а тут подоспел Тихон и толкнул Рогова.

И сразу исчезли голоса в мозгу Тихона.

Окончательно видимый всеми в своем привычном облике, сержант упал в траву, визжа от страха. Когда к нему подбежали остальные, он сжался в клубок, воспринимая их, как наваждение: боль и естественный шок отняли у Рогова изрядную долю рассудка. Даже когда боль прошла, он еще долго не подпускал к себе никого и шарахался от малейшего жеста или голоса. Постепенно затих. Всегда резкий и жесткий, Рогов неожиданно превратился в затюканное существо с потухшим взглядом. Был боец, а стал потенциальный клиент психушки. Что-то произошло с его сознанием, бойцы это понимали и оставили его в покое — на вопросы и приказы он не отвечал и ни на кого не смотрел, весь погруженный в себя.

Рогова оставили лежать в траве, и все мысли бойцов перешли в другое русло: они принялись активно рассуждать о причинах случившегося, о том, как они могли поддаться наваждению. Что же это был за прикол? Очередной трюк Полосы? «Они совсем не понимали последствий того, что произошло», — переживал Тихон. Решили, что сержант сошел с ума, меж тем как внутри его разума (он чувствовал это!) шла ожесточенная борьба, результат которой неизвестен. И если Рогов не сумеет найти правильное решение, он погибнет. Как пить дать…

А смерть кого-нибудь из них означала бы неспособность выполнить обещание, данное Алексу.

Тихон попросил Бакса подвести его к Рогову. Лейтенант первым оказался рядом с сержантом. Он не подпустил к нему Тихона и попытался сам заговорить с Роговым — взял того за плечо, ожидая хоть какой-то реакции. Но Рогов не пошевельнулся, взгляд его направлен был вверх, тело расслаблено, как у параличного больного.

— И долго он так будет лежать? — зло спросил Бакс.

— Не могу сказать.

— Но что все это значит? Ты можешь объяснить?

— Я подозреваю, что здесь, в Полосе, на порывы души накладывается сильная обратная связь.

— Какие красивые слова. Душа, обратная связь… — проворчал Бакс.

Кипение зарождалось в его душе. И оно тоже хорошо осязалось Тихоном. Как бы теперь Бакс не взорвался вслед за сержантом.

— Лейтенант, оставьте свою злобу, — сказал он, не очень рассчитывая, что Бакс послушается.

Сейчас все мысли Тихона были сосредоточены на Рогове. Он склонился над сержантом и заглянул в его глаза, пытаясь внутренним голосом заговорить с ним и уловить хотя бы какую мысль. И когда это ему удалось, он осторожно проник в сознание Рогова, надеясь, что своим вмешательством не повредит сержанту и сумеет привести его в чувства.

Впечатление было такое, что в памяти Рогова всплыло навеки забытое воспоминание о пребывании в чреве матери. Глаза его были открыты, но на самом деле сержант видел темноту. В какой-то мере ему было очень хорошо, тепло и спокойно, но он совершенно не понимал, что значат эти чувства. Не было никаких желаний, никаких ощущений, и связь между сознанием и организмом была жестко заблокирована. Борьба, которую ощущал Тихон, происходила в глубинах той черноты, которая владела сержантом, но нырять туда Тихон не отважился. Он решил позвать сержанта и сделать это так, чтобы тот откликнулся с первого раза.