Георгий Булавин - Новатерра

Что-то точно будет, ибо это неспроста!

Между тем обстановка совершенно не располагала к сплину: два зала по четыре круглых столика, тканая зелёная обивка стен, пузатые фужеры со свечами, картины, ценные породы дерева, порядок, чистота, скрипач и сногѓсшибательные ароматы кухни. Как выражался полковой начальник тыла - всё у них под дуб, под ясень и под фаллос дядин Васин. Комбату, как обычно здесь, вдруг заѓхотелось почувствовать себя Алексан Санычем: метнуть на спинку полустула-полукресла сюртук английского сукна, пригладить бороду, одёрнуть атласный жилет, небрежно щёлкнуть крышкою хронометра. Мол, время есть. О деле после, господа! В 'американку'?..

Он вопреки обыкновению даже устыдился своего видавшего виды камуфляжа. Впрочем, совсем немного, да и ненадолго, потому что терзали его совсем другие мысли и высшие проявления эмоций, в простонародье называемые чувствами, главное из которых, позволившее Homo Sapiens выжить в непростых условиях дарвиновского естественного отбора, - предчувствие неведомой, невидимой, незнаемой угрозы...

За столом, отдав должное раритетной донской селёдке с картошечкой, лучком и зеленью, комбат вяло поковырял салат из баклажанов и мясное ассорти, только из приличия притронулся к чанахи, мастерски приготовленному поваром, в общей беседе принимал участие лишь номинально, больше думал. Причём минимум полчаса думал, как будет правильно, чанахи приготовлен, приготовлена или приготовлено. И пришел к выводу, что - приготовлены. Мыслитель! Великий разумник! Гетман Разумовский...

Около полуночи на ум комбату - если угодно, на глупость - пришёл бородатый анекдот про старого еврея, который весь день провалялся кверху пузом и на упреки жены, дескать, встал бы, помог по хозяйству, резонно отвечал: 'Как же можно, Циля?! Не дай, Бог, завтра война, а я - не отдохнувши'... Он тут же мысленно засобирался домой и, дабы соблюсти приличия и не испортить людям вечер, совершил чудо светского комильфо, сделавшее бы честь самому изощрённому дипломату: под столом отправил начальнику штаба своего батальона короткое дежурное SMS-сообщение 'Позвони, нужна отмазка', а потом, когда отыграла мелодия вызова, уверил заместителя: 'Да... да, моя хорошая, уже бегу!' Увы, Док знал об этой отработанной уловке, а Данилян, хоть явно заметил его подстольные манипуляции, всё-таки промолчал. Он всегда был чертовски тактичен...

...Ну, а что же 'хорошая' Рита? Ни-че-го! Лишь отвернулась, как обычно, к стенке, освобождая мужу место на диване.

- Привет, - пробормотала хрипловатым со сна голосом. - Всё в порядке, никто не звонил. Нас завтра проводишь?

- Есть такая вероятность, - пожал плечами, раздеваясь, Александр.

- Что?!

- Провожу, провожу!

- Хорошо... Голоден?

- Не так чтоб очень.

- Если захочешь, борщ в холодильнике, котлеты на плите. Я сплю, Шурик, спокойной ночи!

- И тебе. Как насчёт..?

- Слушай, я устала. Давай завтра, а?

- Завтра займёшься этим делом с соседом по купе или проводником.

- Угу, обязательно... Я тебя за язык не тянула! И не обижайся, я вправду устала.

- Я не обижаюсь, - буркнул он. - Уже давно. Да и не очень-то хотелось...

Чего-то, да, хотелось, а вот чего именно, комбат и сам не мог понять. Минут пятнадцать он бесцельно прослонялся между кухней и прихожей, зашёл в детскую спальню, посидел на краешке постели дочери, пригладил разметавшиеся кудри сына - пора сводить, подумал, в парикмахерский салон. И самому не помешало бы... Впрочем, какая разница, каким тебя положат в гроб?!

А после механически вдруг сделал то, чего с ним не случалось прежде никогда: достал из холодильника резервную - на всякий гостевой несчастный случай - бутылку водки и выпил стопку, что называется, в одну харю. При этом в голове, будто назойливый комар под потолком, вертелись две строки из песни Розенбаума о безымянном земляке, хорунжем Всевеликого казачьего Войска Донского:

...Рюмку водки опрокинул - полегчало.

Завтра снова мчаться клином в бой на чалом...

Завтра... Завтра точно что-то случится, тут уж - к гадалке не ходи! А значит, как справедливо утверждал Александр Яковлевич, одеться нужно 'по первому сроку', то есть в новое и чистое. И пусть не стыдно будет в драке разорвать рубаху на груди!

Приняв контрастный душ и докрасна растершись жёстким полотенцем, заметно посвежевший Александр оглядел себя в большом настенном зеркале. Красив, чертяка, не отнимешь! Хотя во всём довольно средний: и ростом, и комплекцией, и статью, и... и - ладно, на его век хватит. Изящные черты чуть удлинённого лица делают облик несколько надменным. Аристократ, поди ж ты! Римский консул. Сенатор от ростовского микрорайона Северный... Нос, правда, малость подкачал, изоѓгнут, если приглядеться. Привет от... ладно, дело прошлое. Зато уж волосы - на загляденье: каштановые, вьющиеся, без следа залыѓсин, без тени первой седины. Усы, конечно. Без усов что за казак? Кизяк, а не казак!.. Что же так мучит целый вечер?! Как перед боем, твою мать!

- Алик, не надо, я устала, - сквозь пятый сон пробормотала Рита. - Завтра, ладно?

Да кто тебя вообще о чём-то просит?! Что, 'мать' упомянул? Так это, видно, мысли вслух. Прости, любимая, никто здесь ничеѓго не хочет! Уже давно. Завтра - так завтра. Вот кстати, завтра уже час как наступило... К чеѓму же так похабно на душе?!

На подступах к Земле армада развернулась, сомкнув кольцо не видиѓмых без микроскопа легионов над обречённым миром. Момент для отражения агрессии упущен. Да был ли он?! Кому то ведомо? Теперь уж всё едино. Завтра на рассвете... и на закате... и отныне - навсегда...

Между тем недобрый вечер - по мере продвижения к востоку давно перешедший в ночь и даже утро - продолжался. По городам и весям могучей некогда Империи, не так давно разваленной на нищенские независимые государства, 'дорогие соотечественники' занимались привычными делами. Так, в уютном тихом баре близ Кузнецкого моста в Москве за отдельным столиком сидели двое представительных мужчин. Во всяком случае, один из них явно выглядел таковым: седовласый, в меру вальяжный, с отточенным орлиным профилем лица, на вид хорошо за пятьдесят, в белом с голубым отливом щегольском костюме. Весь его облик - облик человека, знающего себе истинную цену, собственную роль и место в обществе - не столько отдавал снобизмом нувориша, сколько указывал на принадлежность к благородному сословию. Несколько десятков лет назад о подобных людях шепотом отзывались так: 'Из тех ещё, из ранешних, из бывших'... Из тех, чей аристократизм был заложен в геном чередой поколений достойных пращуров, а не отставным унтер-офицером на курсах придворного этикета при Доме Колхозника. Из тех, кто с отрочества был воспитан в духе комильфо. Из тех, для кого куртуазность поведения в любой жизненной ситуации отнюдь не была сотрясанием воздуха.