Максим Далин - Поиски путей (СИ)

— Понравилось смотреть, солнышко? Не боишься, что глаза выскочат?

Эткуру сидел на краю постели, отдав одну руку женщине, а второй держа эфес меча, лежащего на коленях. Его глаза тоже горели, как у настороженного хищника; Анну подумал, что именно сейчас Эткуру действительно, пожалуй, напоминает молодого льва — и впервые полностью соответствует собственному титулу.

— Видишь? — сказал Эткуру так же хрипло, как его женщина. — Видишь, как она меняется? Она же не как трофей, она как облако меняется — на глазах. Ты видишь, чем она становится?

Анну перевёл дух и покивал.

— И она мне принадлежит, — еле слышно сказал Эткуру таким тоном, будто сам в это до конца не верил.

Женщина погладила руку Эткуру — как прикасаются, разве что, к любимому ребёнку — и Эткуру с выражением кромешной душевной боли прошептал:

— Они же скажут, чтобы родовой знак наколоть! Чтобы бросить, уйти… Я же не могу её бросить, брат! Как же я её брошу? Это как свой боевой меч выбросить… И как наколку ей делать? На этом… — и провёл кончиками пальцев по лбу женщины.

А красавица чуть улыбнулась и сказала, осветив Эткуру сиянием очей:

— Да не переживай так, Эткуру, что ты! Надо наколку — ну сделаем наколку с твоим гербом, когда я чуточку отойду, ерунда какая… Тебе нравятся девочки с наколками, жизнь моя?

Эткуру схватил её за руку и порывисто прижал к груди её ладонь:

— Вот слышишь?! — сказал он, глядя на Анну снизу вверх. — Ты слышишь, как она… "жизнь моя"?! Она же — сама, понимаешь?! Она — всё сама! Видишь, она и клеймо бы… Её зовут Ви-Э, она — не рабыня. Ничего не боится, понимаешь?

— Северяне говорят — "подруга", — кивнул Анну. — Ещё говорят — "жена".

— Я с места не сдвинусь, пока она не переломается, — истово сказал Эткуру. — Хоть весь мир сгори или провались — я буду ждать, пока моя женщина поправится. И пусть они хоть кишками задавятся все.

Анну вздохнул.

— Прости, брат, — сказал он тихо. — Хенту ведь привёз письмо от Льва Львов. Мы с тобой должны заключить с северянами мирный договор — хоть даже и поклясться Творцом — убить Элсу и срочно ехать домой. Такие дела.

— Ох… правда ли?

— Не вся, брат. Лев пишет Наставнику. Лев запретил ему нам говорить, что клятва — ложь. Лев хочет, чтобы мы убедили Барса. Хочет напасть исподтишка. А мой Хенту говорит, что в войсках болтают: Лев хочет сравнять Тай-Е с землёй. Тогда соседи раздерут Кши-На на куски — и у нас не будет соперника вдоль северных границ.

— Нет! — выдохнул Эткуру. — Я не хочу воевать с Кши-На! Вообще!

— Нас не спрашивают, брат. Мы вернёмся домой, а Лев скажет, что тебе не пристало сюсюкаться с рабыней — если вообще позволит тебе такую рабыню. Она же — гуо, брат. Ты ведь сам сказал, когда первый раз увидал тутошнюю женщину — гуо. Советники Льва скажут, что с неё надо содрать кожу и швырнуть в огонь, чтобы лишить силы колдовство — а тебе прикажут полгода поститься, чтобы прийти в себя.

Пока Анну говорил, лицо Эткуру менялось и менялось. К концу тирады на нём нарисовался детский беспомощный ужас.

Женщина, закусив губу, внимательно слушала — и страха её прямой взгляд по-прежнему не выражал.

— Анну, — сказал Эткуру тихо, — я не вернусь домой. Ни за что. Сейчас пойду к Барсу, скажу. Как я вернусь? Чтобы нас с ней — убили вдвоём?

Анну погасил в душе вспыхнувшее презрение, раздавив его усилием воли, как головню из костра.

— Ты, Львёнок Льва, верно, хочешь, чтобы тебя с ней сожгли живьём солдаты Льва Львов, когда они дойдут до Тай-Е? — спросил он холодно. — Как предателя, да?

— Анну, — сказал Эткуру умоляюще, — я не понимаю. Ты же сам говоришь — нас убьют там, а теперь сказал — что убьют и здесь… Я готов рубиться за неё с десятком — но с сотней мне не справиться… тем более — Лев Львов, мнение Прайда, Наставники… Ты знаешь, что делать — ты скажи?

Женщина прижала руку Эткуру к своим губам.

— Ты, солнышко, не кипятись. Мы сейчас спокойненько решим, — сказала она с еле заметной улыбкой, и Анну поразился её способности улыбаться, когда всё в ней идёт вразнос, а боль должна ломать кости. — Брат у тебя, кажется, такой умный, что план придумал…

— Ну?! — воскликнул Эткуру с отчаянной надеждой.

Анну ощутил на собственном лице жестокую усмешку.

— Львята боятся Льва Львов, — сказал он тихо и холодно. — Львята боятся слова Прайда. Но Прайд подчинится новому Льву Львов, как это было всегда.

— С чего — я? — шепнул Эткуру, глядя во все глаза. — Если даже Лев… того… так ведь есть Холту, Тэкиму, Кэгну, Россану… я — Пятый…

— С того, что тебе надо остановить войну, — сказал Анну. — Не важно, победим мы или нет — это будут потери, потери и потери. Зачем Лянчину эти обледенелые земли? Зачем Льву жечь Тай-Е? Ведь всё затем же — из страха. Как красивую смелую женщину — из страха. Ты должен убить страх, брат. Творцом призван убить эту гадину, пожирающую души.

— Но как я смогу, во имя Творца?! — воскликнул Эткуру. — Есть Прайд, меня разорвут в клочья!

— У Льва есть Прайд, а у тебя будет Волчья Стая, армия Прайда, — сказал Анну. — Начнём с моей части Стаи — и возьмём остальное. Закрутим солнце и луну в другую сторону, брат. Раздвинем границы Лянчина на юг. Сотрём границы Крийна и Шаоя — но на севере у нас нет ничего, кроме смерти, брат.

— Может, всё же, останемся здесь, — еле выговорил Эткуру. — Пусть Барс сцепится с Львом… если Барс победит… тогда и мы…

Анну замахнулся, но не ударил. Эткуру моргнул, но даже не дёрнулся.

— Ты… ты ещё дурачок, брат, хоть и Львёнок Льва, — вздохнул Анну. — Наверное, поэтому я и не могу тебе наподдать. Ты ведь не предашь свой народ — из тебя это прёт от ужаса, от страха за твою женщину… Осознай: если Барс победит, Лянчина больше не будет. Кто будет щадить побеждённого? Лянчин обрежут, брат — он ляжет под Кши-На и будет рожать ему детей. Этого хочешь?

Эткуру положил меч на колени и обхватил голову руками.

— Если Лев нападёт и язычники победят — то же будет, — сказал он еле слышно. — Ты воевал, ты скажи — они ведь могут и победить? Прирезать нас нашим же клинком?

— Вот смотри, — сказал Анну. — Творец отдаёт тебе Лянчин. Ты должен сделать так, чтобы в руках Лянчина остался меч. Для этого придётся воевать, убивать, изменять присяге — но что такое ты, и что такое я, и что такое Лянчин, брат? Чтобы Лянчин жил, чтобы он жил с мечом — мы ведь умрём, да?

Эткуру кивнул. Он, кажется, начал приходить в себя.

В дверь стукнули костяшками пальцев.

— Кого несёт?! — крикнул Эткуру раздражённо.

— Я — Соня, — отозвались из коридора.

— Войди, — сказал Анну.

Соня вошёл, держа в руках небольшой стеклянный сосуд.

— Ник велел — отпивать по глотку всю ночь, — сказал Соня и подал сосуд Эткуру. — Для облегчения боли.