Kиpилл Бенедиктов - Антитеррор 2020

Ардиан не обратил внимания на его иронию.

— Почему меня отпустили?

Луис загадочно улыбнулся:

— Потому что Толстый Фред неожиданно умер. Разрыв сердца. Он, видишь ли, был очень тучным, а в таком климате это опасно. Врачи пытались его спасти, но безуспешно. Теперь на его место придет человек, который не станет к тебе придираться. А через полгода ты выйдешь из лагеря, как вставший на путь исправления мусульманин.

— Я не мусульманин… — начал было Ардиан, но Луис выразительно приложил палец к губам.

— Придется некоторое время побыть мусульманином. Для дела.

— Для какого еще дела?

— Узнаешь в свое время, — Луис легонько хлопнул Ардиана по плечу. — На самом деле я не должен здесь с тобой рассиживаться, а то еще прознает кто-нибудь. Забудь пока о нашем разговоре, живи, как живется. Только, пожалуйста, проявляй побольше интереса к исламу.

— Толстый Фред умер сам? — перебил его Ардиан. Этот вопрос чрезвычайно волновал его.

— Можно сказать и так, — снова улыбнулся Монтойя. — Но в это мало кто поверит. Решат, что он умер потому, что попытался тебя убить. Уверяю — тебе это пойдет только на пользу.

Так оно и вышло. Когда Хачкай вышел из госпиталя, пошатывающийся от слабости, похудевший на восемь килограммов, он обнаружил, что его прежние товарищи относятся к нему с опасливым уважением. Так могли бы относиться к ангелу смерти Азраилу, сошедшему по воле Аллаха на землю.

Один лишь старый Дауд, казалось, не переменил своего отношения к Ардиану. Он по-прежнему загружал своего подмастерья черной работой и как будто совершенно не интересовался тем, что произошло между Хачкаем и Толстым Фредом. Но Ардиан, хорошо умевший не только смотреть, но и видеть, замечал, как одобрительно щурится старый мастер, когда его подмастерье расстилает на полу мастерской молитвенный коврик и, поворачиваясь лицом к Мекке, шепчет слова аятов. Следуя совету Монтойи, Ардиан принялся изучать Коран и сблизился с большим знатоком ислама, Танзимом-очкариком. Дружбой это назвать было нельзя — Танзим, как и прочие обитатели Эль-Хатуна, побаивался Хачкая — но из разговоров с бывшим учеником медресе Ардиан узнавал о религии пророка гораздо больше, чем из еженедельных телепроповедей ал-Файзала.

Когда через полгода имя Ардиана действительно появилось в списке подлежащих освобождению, старый Дауд сказал ему:

— Вижу, парень, ты кое-чему научился в лагере. Я рад этому — лагерь тяжелая школа, но те, кто выходит отсюда несломленными, добьются в жизни гораздо большего, чем мягкотелые белоручки.

— Спасибо, эфенди, — поклонился Ардиан, — если кто и научил меня чему-то здесь, то это вы, а не лагерь.

Дауд усмехнулся:

— Не надо лести. Ты стал мне как внук, Ардиан, и я хотел бы тебе помочь. Куда ты собираешься отправиться после освобождения?

Ардиан пожал плечами:

— Скорее всего, вернусь на родину.

— И попадешь под колпак полиции, — буркнул Дауд. — На Балканах сейчас черт знает что творится…

— Как всегда, — улыбнулся Ардиан.

— В Европу тебя никто не пустит, — продолжал Дауд, не слушая его. — Можно, конечно, податься в один из эмиратов Залива, шейхи неплохо платят, и человек с руками и головой там не пропадет. Но я бы посоветовал тебе отправиться в Бейрут.

— Почему в Бейрут? — удивился Хачкай.

— Есть там у меня друзья, — уклончиво ответил Дауд. — Я мог бы передать им с тобой весточку, а они бы пристроили тебя к хорошему делу. Такие, как ты, парень, им нужны.

— Загадками говорите, эфенди.

— Терпение, парень — в свое время получишь и отгадки.

Ардиан не слишком удивился, обнаружив, что друзья Дауда тесно связаны с боевым крылом шиитской организации «Знамя Абу-Талиба». Удивительно было другое — несмотря на рекомендации Дауда, никто и не думал использовать Хачкая по его специальности. Первые два месяца он жил в тесной клетушке огромного многоквартирного дома на окраине Бейрута, где никому не было до него никакого дела. Друзья Дауда снабдили его небольшой суммой денег, которой хватало, чтобы не умереть с голоду, и, казалось, забыли о его существовании. Впрочем, Ардиан не жаловался. Большую часть времени он просто спал — брал реванш за постоянное недосыпание в Эль-Хатуне. Бродил по городу, изучая его кварталы, улицы и переулки, составляя карту Бейрута у себя в голове. Знакомств ни с кем не заводил, но записался в библиотеку при медресе и много читал.

Через два месяца, когда тонкая пачка денег истаяла окончательно, друзья Дауда появились снова. На этот раз они предложили Ардиану работу — уборщиком в офисном здании в центре города. Хачкай согласился, недоумевая про себя, какие же рекомендации дал ему Дауд. Впрочем, через некоторое время он понял, что это была проверка: в офисном здании, где он усердно мыл полы и вытирал пыль, часто появлялись высокопоставленные функционеры «Знамени». Разумеется, они не замечали скромного уборщика, но Ардиан был уверен, что без одобрения службы безопасности организации он ни за что не попал бы в число людей, которым было позволено лицезреть небожителей.

Он вел все такую же скромную, неприметную жизнь, только перебрался в другую комнатушку, чуть побольше, благо зарплаты уборщика на это хватало. Жилье в Бейруте, городе, где на улицах то и дело вспыхивали бои, а дома взлетали на воздух, было дешевым.

Спустя год Хачкай сделал еще один шаг по карьерной лестнице. Теперь он убирался на вилле, принадлежавшей самому грозному начальнику службы безопасности «Знамени Абу-Талиба», Одноглазому Али. Правда, Одноглазый появлялся на вилле редко — здесь постоянно жила его младшая (и самая любимая) жена Лейла с тремя детьми — Басимом, Зулейхой и маленьким Джафаром. Ардиан часто наблюдал за тем, как они прогуливаются по дорожкам сада, окруженного неприступной шестиметровой стеной.

Ардиан получил значительную прибавку к жалованью, что позволило ему тратить часть своих денег на развлечения. Он стал посещать фата-морганы — не первого класса, разумеется, но вполне приличные. Если его до сих пор проверяли — а он был в этом уверен, — то выбор фата-морган должен был показаться проверяющим вполне логичным. Боевые симуляторы, позволяющие отточить искусство стрельбы и навыки рукопашного боя, исторические хроники, отправляющие игрока в эпоху могущественного Халифата, и эротические фантазии, главную роль в которых исполняла малоизвестная за пределами Балкан «звездочка» по имени Мира Джеляльчи. Служба безопасности «Знамени» давно установила, что Хачкая и Джеляльчи связывали весьма тесные отношения, и ничего подозрительного в том, что молодой албанец регулярно выбирает программы с ее участием, не видела.

Потом у Ардиана появилась настоящая девушка — Сания. Она работала в магазине детских товаров и привозила на виллу игрушки, предназначенные для детей Одноглазого Али. Игрушки эти, как и все, что попадало на виллу из внешнего мира, тщательно проверялись людьми из службы безопасности. Ардиану позволяли присутствовать на этих проверках; возможно, это делалось специально, чтобы обучить его науке определения подозрительных вещей — в будущем ему это потребовалось. Сания, которая не могла покинуть виллу до окончания проверки, нервничала и краснела — ей все время казалось, что какая-нибудь из привезенных ею игрушек вызовет гнев охранников. Ардиану было жаль ее; однажды, когда утомительная процедура затянулась особенно надолго, он принес ей стакан холодного сока. Сания благодарно посмотрела на $него из-под опущенных ресниц — ресницы-у нее рыли роскошные, длинные и густые, — и Хачкай почувствовал, как у него учащенно забилось сердце. Он уже забыл, как это бывает — с тех пор, как он последний раз видел Миру, прошло почти два года, а фата-морганы, создававшие иллюзию реальности, вызывали только иллюзию чувств. Сания, видимо, тоже что-то почувствовала — когда она отдавала Ардиану пустой стакан, их пальцы случайно соприкоснулись и между ними проскочила электрическая искра, заставившая вздрогнуть обоих.