Алексей Гридин - Только хорошие умирают молодыми

Ждать пришлось недолго. Иришка не спала, терпеливо дожидаясь, пока любимый вернется. Она, ни слова не говоря, отворила и втянула Музыканта внутрь, ловко подхватив его и позволив вновь опереться на стену, когда тот собрался было рухнуть на ковер в прихожей.

— Явился наконец, — спокойно прокомментировала она.

— Ага, — мотнув головой, подтвердил Олег. — Извини.

— За что? — удивилась Иришка.

Но даже в таком состоянии Олег смог осознать, что она притворяется.

— За то, — заплетающимся языком пробормотал он, — что я — пьяная скотина.

— Вот как? — все так же спокойно сказала она. — Разувайся. Скотина, елки-палки, пьяная. Или тебе помочь?

Олег резво наклонился, чтобы снять ботинки, и наконец упал, зацепив плечом вешалку. Иришкино пальто накрыло его сверху.

— Значит, не справишься, — грустно констатировала девушка. — Ладно, давай помогу. Горе ты мое — вот ты кто, дорогой, понял? Не скотина ты пьяная, а горе ты мое. И все это — моя тяжкая бабская доля. Сейчас я помогу тебе разуться-раздеться да спать уложу, а ты, пока не уснешь, будешь мне жаловаться на несправедливость мира и на то, как тебя все не понимают. Так, что ли?

Говоря все это, Иришка отбросила пальто, подняла вешалку и начала снимать с Олега обувь.

— Умница ты моя, — обрадовался Олег. — Все в точку сказала, солнышко.

Он выбросил руку, чтобы притянуть девушку к себе и поцеловать ее. Так, как в этот момент, он ее никогда еще не любил. Однако Иришка увернулась от протянутой руки и, продолжая разувать Музыканта, буркнула:

— Лапы убери. Завтра поговорим.

— Так ты меня извинила?

— А если нет? — Иришка выпрямилась: — Что тогда? Вот если не извинила?

— А почему? — изумился Олег.

Он с трудом встал на колени, нашарил рукой тумбочку, оперся на нее и медленно-медленно встал. Его качало. Тумбочка тоже не выглядела надежной опорой — она пружинила под ладонью, ее поверхность перекатывалась волнами. Из зеркала, в которое заглянул Музыкант, таращилась чья-то знакомая физиономия, но он никак не мог понять — чья? Где же он виделся с этим человеком? А-а-а… Он, кажется, всегда живет в зеркале. По крайней мере, когда я в него гляжу. Странно. Как он туда залез? Что он там делает?

Олег хихикнул.

— Дурак ты, — строго сказала Иришка. — Спать. Нет-нет, все остальное — как-нибудь потом. А сейчас — обопрись на меня и пошли баиньки, Олежка. Ну куда ты все время руки тянешь, чучело…

Олег и сам не смог бы ответить на этот вопрос. Разве он тянет руки? Нет, это руки тянут его самого вот сюда, где все такое мягкое, уютно-теплое, призывно-округлое…

Упасть на кровать у Музыканта получилось очень неплохо. Можно сказать, профессионально. Он почти не промахнулся, и, если бы кто-нибудь проводил соревнования по спортивному падению на кровать, судьи единодушно присудили бы участнику по имени Олег высокие оценки. Иришка, что-то еще проворчав, помогла ему закинуть на диван ноги, и снайпер, поворочавшись несколько минут, уснул.

Разбудил его неожиданный стук в дверь. Стук был каким-то неуверенным — так, слабенькое просительное поколачивание, как будто гость находился в сомнениях по поводу того, откроют ли хозяева и вообще будут ли ему рады. Олег с трудом оторвал от подушки голову и посмотрел в окно. Из-за косо задернутой шторы сочился жиденький зимний солнечный свет. Ага, сказал сам себе Музыкант. Похоже, уже день. Вот это я устроил вчера…

Стук повторился.

Может, Иришка откроет? Хотя… Наверное, ее дома нет, а то она уже шла бы к двери. Наверное, она на дежурстве. Какой сегодня день недели-то?

А черт его знает…

Постучали еще раз, ненавязчиво — мол, стукнем-ка мы еще разок, но вы, если не хотите, можете не открывать, конечно. Мы сейчас еще секундочку подождем и пойдем своей дорогой…

— Сейчас! — крикнул Олег.

Вернее, он подумал, что крикнет. На самом деле из пересохшей после вчерашнего глотки вырвалось хриплое воронье карканье. Скорее всего, не услышали, сообразил он и, прокашлявшись, сказал громче:

— Иду!

На этот раз вышло лучше. Наверное, стоявший за дверью теперь его расслышал. Олег, превозмогая желание упасть обратно на диван, блаженно растянуться, растечься по нему обессилевшим киселем и уплыть в сон без сновидений, опустил ноги на пол. Когда ступни коснулись ковра, снайперу почудилось, что ходить он разучился. Да что там ходить: встать — и то не сможет. Однако обошлось. Как выяснилось, тело помнило все прекрасно. Головная боль головной болью, вязкость в мышцах вязкостью в мышцах, но Музыкант, как запущенный заводным ключом автомат, не только поднялся с дивана, но и прошагал до прихожей, ни разу не покачнувшись.

Молодец, мысленно похвалил он себя. Так, это у нас что? Это у нас засов. Как его открывают? Открывают его вот так: пальцами обнимаем вот этот выступ, тянем вправо… Вправо, я сказал! И добиваемся нужного результата…

Засов со щелчком выскочил из гнезда, позволяя двери открыться. На пороге стоял Стасик Панкеев.

— Привет, — сказал он. — Я это… Помнишь, ты говорил… Ну, в гости.

— В гости?

Музыкант, чувствовавший себя не очень живым мертвецом, провел ладонью по лицу. Задержал ладонь на небритом подбородке, крепко сжал.

— Правда? Точно, было дело… Ты заходи, Стас, не обращай внимания, что я… такой…

— Ты что, Музыкант? — спросил Стасик. — Болеешь? Может, я не вовремя?

— Болею? — усмехнулся Олег. — Ага, еще как. Пить, дружище, надо меньше. Иногда вроде подумаю, что меньше-то и некуда. Но ничего, ничего, ты заходи. Куртку сюда вот вешай. Не против, если я музыку включу?

Стасик мотнул головой — мол, не против.

— Тогда пошли.

Возвращаясь в комнату, Олег бросил взгляд в зеркало и испугался. На него смотрело опухшее небритое чудовище с лиловой тенью синяка под правым глазом. О господи… Ну, опухлость-небритость понятно откуда. А синяк-то? Я еще и подрался с кем-то? Только этого еще не хватало. Надеюсь, тот, кто рискнул со мной связаться, не сильно пострадал? По дороге домой с кем-то повздорил, наверное.

— Ты садись, Стас, садись. — Музыкант кивком указал на стул. — Или можешь вот на диван, только подожди, я поправлю…

Стас отказался от дивана, предпочел стул — уселся как-то неестественно прямо, как будто все еще стеснялся.

Снайпер не глядя сунул руку в ящик с дисками, вынул один, включил проигрыватель. Сначала удивился хрипловатому женскому голосу, потом сообразил — Shocking Blue, создатели незабвенной «Шизгары». Речь в песне шла, насколько Музыкант мог разобрать, о долгой дороге, которую приходится проходить в одиночку. С английским у него всегда плохо было.

Вот интересно, кстати, ни с того ни с сего посетила Олега мысль. Англия-то вообще еще существует? Или там тоже крысы? Ходят по Лондону, трогают лапами Трафальгарскую колонну, думают, для чего бы им приспособить Тауэр…