Алексей Гридин - Только хорошие умирают молодыми

— Верю, — кивнул Доцент. — Слежку за тобой я не стал устанавливать. По «пограничью» ты все равно ходишь лучше многих, а работать хвостом Музыканта в «серой зоне» никто и не рискнул бы: все знают — ты себя там как дома чувствуешь. Так что можно было подозревать тебя до бесконечности, но так и свихнуться недолго. Шло время, а я ничего не мог тебе предъявить. И тут неожиданно заработал наш «жучок», и я узнал очень много интересного.

Он развел руками.

— Вот так все и вышло. Олег, я понимаю, вряд ли ты мне все это простишь — то, что по моему приказу убили Сверзина, и то, что я тебе угрожал. У меня есть только одно оправдание: я ведь и на самом деле хотел как лучше. Знаю, знаю, — он прищелкнул пальцами, — ты скажешь, что этим универсальным оправданием кто только не пользовался, чтобы прикрыть всяческие грязные делишки…

— Ты сам сказал, — перебил его Музыкант, — что судить мы будем потом. Давай сначала разберемся с делами, а все остальное пока оставим. Если честно, я просто здорово устал. Сил у меня нет сейчас ненавидеть.

— Хорошо, — просто ответил штабист.

Теперь многое встало на свои места. Но оставался еще один вопрос, который терзал снайпера уже несколько часов.

— Там, в тоннеле, — решился Олег, — если бы у тебя было оружие…

Он на мгновение замолчал.

Доцент терпеливо ждал, что еще он скажет.

Как хорошо, подумал Музыкант, что мы тут только вдвоем и никто не выходит от Кравченко, чтобы помешать этому разговору — разговору, которого при прочих обстоятельствах могло бы и не произойти.

— Ты бы смог в меня выстрелить? — спросил он наконец.

— Вот ты о чем… — неторопливо проговорил Доцент, продолжая вертеть в руках окурок. — Что ж, все логично. Если я приказал отправить на тот свет Сверзина только за то, что ему не повезло познакомиться с единственной на свете говорящей крысой, то с тобой за прямой отказ убить эту крысу можно было бы поступить жестче.

Затем он уронил измусоленный огрызок сигареты и припечатал его носком ботинка.

— Ну откуда же я знаю, Олег? Я понимаю, что мог бы сделать то или другое, только тогда, когда это делаю. Иначе все подобные разговоры — только бесполезное сотрясение воздуха. Я думал, — и тут он неожиданно улыбнулся, — что такие-то вещи, сын, ты уже должен понимать. Ну ладно… Поговорили — и будет…

Он сделал шаг к лестнице и мгновенно превратился в того Доцента, которого так хорошо знал Олег: собранного, деловитого и старательно оберегающего свой внутренний мир от любого вторжения извне.

— Нас ждет работа, Музыкант. Ты не забыл?

Разумеется, когда Олег вышел от Кравченко, он помнил его последнее напутствие: постараться не попасться на глаза другим людям. По крайней мере, первое время, пока Доцент не вернется в Штаб и не отменит свой приказ разыскать глухого снайпера. Разумеется, Музыкант прекрасно понимал, что оставаться незамеченным сейчас — это наилучшая линия поведения, от которой в первую очередь зависит отнюдь не его жизнь.

Разумеется, у него ничего не вышло. Через четверть часа после того, как закончилось импровизированное совещание заговорщиков у Данила Сергеевича и снайпер покинул квартиру бывшего мента, он наткнулся на двух человек. Олег их не знал, а вот они, похоже, отлично знали, кого встретили.

На самом деле Музыкант еще в подъезде, расставшись с Доцентом, попытался с помощью своего тайного чувства достучаться до Флейтиста. К сожалению, он не вполне понимал, что именно нужно делать. Ни глухому снайперу, ни говорящему крысу так и не пришло в голову предложить поэкспериментировать, разобраться хорошенько, как им удается почуять друг друга на расстоянии. Им вообще много чего еще нужно было обсудить, оба только-только научились спокойно разговаривать, вместо камней преткновения искать точки соприкосновения, им обоим еще бы времени на то, чтобы многое понять, но этого времени у них не было. Теперь приходилось брести вслепую, надеяться на удачу, которая не раз уж оказывалась на их стороне. Поэтому Олег, решив, что телепатическая связь с говорящим крысом вернее заработает, если ближе подобраться к линии фронта, решил еще раз положиться на везение. Задворками, узкими, редко посещаемыми улочками он неторопливо двинулся туда, где стреляли, — благо эхо от выстрелов слышно было издалека. И он шел и шел, и никто ему не встречался, и снайпер конечно же расслабился. И конечно же оказалось, что расслабился он слишком рано. Олег на очередном перекрестке свернул за угол и лицом к лицу столкнулся с двумя людьми.

— Упс, — сказал один. — Стоять!

Дуло автомата, мгновение назад небрежно свисавшего с плеча, взметнулось вверх, уставившись Музыканту в живот.

— Ты чего? — удивился второй.

Олег начал соображать, что бы ему сказать, когда первый пояснил напарнику:

— Это Музыкант. Слыхал, Сашка, про такого?

— Вон в чем дело, — понимающе протянул Сашка. — Тот, которого Доцент велел искать? Привет, Музыкант. Придется тебе с нами до Штаба прогуляться. Повезло нам с тобой, Семен. Доцент за эту важную птицу какую-то награду обещал.

Сашка с Семеном переглянулись.

— Оружие есть? — спросил Семен.

— Нет, — Олег покачал головой.

— Надо бы проверить, — засомневался Сашка. — Слышал я, что Музыкант из дома без ствола никогда не выходит.

— А еще говорят, — не выдержал снайпер, — что я взглядом убиваю. И что во лбу у меня — пулемет. Мужики, охота на меня закончена. С Доцентом я разговаривал полчаса назад, и он отправился в Штаб, чтобы приказ насчет меня отменить. Вы еще, наверное, просто не в курсе.

— Ну-ну, — хохотнул Семен. — А чем докажешь?

— По-моему, — добавил его напарник, — юноша врет и не краснеет. Отведем его в Штаб, а там разберемся. Давай-ка все-таки посмотрим на всякий случай насчет оружия.

Семен шагнул чуть в сторону, чтобы Сашка, подходя к Олегу, не оказался случайно на линии огня. Его напарник деловито ощупал снайпера, велел ему расстегнуть куртку, недоверчиво похмыкал, убедившись, что Музыкант не соврал и оружия у него действительно нет.

Юноша, зло подумал Олег, глядя на Сашку, был не особо-то и старше его самого. Гляжу, ребята, вы такие храбрые, когда вдвоем и при стволах против одного безоружного. А попади вы ночью в «серую зону» — сколько бы вы там продержались? Эх, жаль, что пулемет во лбу и смертоносный взгляд — не более чем байки. Черт бы вас всех подрал, мне нужно совсем в другую сторону. Конечно, когда эти два конвоира доведут меня до Штаба, все быстро прояснится. Но время будет потеряно, а у нас теперь нет ничего, что было бы ценнее. Флейтист был прав: сейчас каждое мгновение — это чья-то жизнь. Минута — и от той полсотни крыс, о которой он говорил, можно отнять одну.

Пятьдесят крыс где-то ждали Музыканта, который мог бы их спасти. Но Музыкант зря потратил одну минуту, и их осталось сорок девять. Сорок девять крыс где-то ждали Музыканта…