James Swallow - Немезида

– Ты слил подробности о его тюремной перевозке.

Тариэль кивнул:

– Самое чистое убийство – это то, которое совершает вместо тебя другой, не знающий о том, что ты его на это побудил.

Кустодий удостоил его кивком:

– Не могу придраться к твоей логике, – он отступил назад и дал инфоциту пространство, чтобы тот расслабился. – Если у тебя под рукой так много данных, ты, вероятно, сможешь рассказать мне что-нибудь о человеке, которого нас послали найти?

– Эристед Келл, – незамедлительно ответил Тариэль. – Клан Виндикар. В настоящий момент на длительном задании, нацеленном на окончательное искоренение загородных криминальных группировок в Атлантической Ограниченной Зоне. Если брать тех, кто работает в полевых условиях, числится среди спец-агентов высшего перцентиля. Пятьдесят два подтверждённых убийства, в том числе: Тиран Дааса, Королева Мортог Хэйвен, генерал эльдар Селлайанс нил Кахин, брат-капитан...

Вальдор выставил свою руку:

– Мне не нужно знать его досье. Мне нужно знать его .

Ванус долго обдумывал его слова. Но прежде чем Тариэль успел ответить, глаз Вальдора уловил вспышку огня в одном из обзорных иллюминаторов, и кустодий развернулся в ту сторону. Каждое из его чувств, предупреждающих об опасности, задвинуло всё остальное на задний план.

Он увидел за бортом копьё белого пара с наконечником в виде злобно-красного реактивного снаряда. Тот описывал спираль, наводясь на воздушное судно. Сирены тревожной сигнализации запоздало закричали предупреждение. Кустодий едва успел заметить свет и пламя, как транспортник внезапно сотрясся от титанического удара и резко завалился на правый борт. В грузовой трюм повалил дым, и Вальдор услышал визг рвущегося металла.

Оба непристёгнутых человека покатились по палубе, когда воздушный корабль штопором ушёл в объятия ржавого марева.

Посещение валетудинариума всегда вызывало у Йозефа чувство слабой тошноты, как будто одной близости к месту, где лечат, каким-то образом было достаточно, чтобы ему внезапно стало дурно без всяких на то причин. Он знал, что другие люди – те, кто не работал в правоохранительных органах – реагировали сходным образом, оказываясь рядом с блюстителями правопорядка: они неожиданно ощущали себя виновными, даже если не совершали никаких преступлений. Тем не менее, чувство было настолько сильным, что если Йозеф чувствовал боль или резь, с которой было бы лучше показаться медику, отвращение, спрятанное в самой глубине его души, овладевало им до такой степени, что он хоронил эту идею и ждал, пока всё не пройдёт само собой.

К несчастью, существенную часть перечня его обязанностей составляли пункты, из-за которых ему приходилось регулярно посещать самую большую клинику столицы . И всегда это были визиты в самое непривлекательное из её помещений – мортуариум. Здесь царила зимняя стужа, блёклые деревянные полы и панельные стены блестели от слоёв густых влагоустойчивых лаков, а потолочные люм-планки заливали каждый уголок зала резким белым светом.

По всему помещению стояли заполненные жидкостью цилиндры-суспензоры с покойниками, которые можно было поднимать из отсеков под полом или опускать из ячеек хранения в потолке. На покрытых инеем информационных планшетах виднелись ряды меток, чья цветовая кодировка указывала, кто из них был "новичком", которого следовало отставить в сторону для тщательной аутопсии, а кто был готов покинуть это место, чтобы их семьи могли провести завершающие ритуалы принесения даров.

Они пересекли залу, лавируя между медицинскими сервиторами и клиницистами низших рангов. Дэйг стянул свой головной убор, и Йозеф последовал его примеру, засунув под эполет свою коричневую шапку из вязаной шерсти.

Они пришли проконсультироваться с Тайсли, тощей как жердь женщиной с соломенными волосами, которая работала старшим посредником между мортуариумом и Стражей. Когда они приблизились, она бросила на них взгляд и угрюмо кивнула. Тайсли, состоявшийся врач и выдающийся исследователь-патолог, была, несмотря на всё это, одним из самых безрадостных людей, которых Йозеф Сабрат когда-либо встречал. Как он не напрягался, он не мог припомнить ни одного случая, когда она выказала бы эмоции, отличные от негатива.

– Префекты, – произнесла она в качестве приветствия и, следуя правилам этикета, немедленно продолжила: – Я удивлена, что вам удалось сегодня доехать. Трафик этим утром был очень напряжённым.

– Это погода, – сообщил Дэйг, не уступая ей в пессимизме. – Холодно, как в космосе.

Тайсли угрюмо кивнула:

– О да, – она похлопала по цилиндру-суспензору. – Скоро заполним ещё больше этих штуковин теми, кто не смог купить горючего на зиму.

– Губернатору следует снизить десятину, – подхватил Дэйг таким же как и у неё тоном. – Она несправедлива по отношению к старикам.

Клиницист собиралась развить тему, но Йозеф успел вмешаться, прежде чем эта парочка не сорвалась во взаимоподдерживаемый штопор зацикленных жалоб по поводу погоды, правительства, сбора урожая или любой другой всплывшей по ходу дела темы.

– У вас есть для нас ещё одно тело?

Тайсли снова кивнула и с лёгкостью переключилась на новое направление беседы:

– Кёрсун Латиг, мужской пол, пятьдесят лет по терранскому исчислению. Выпотрошен, как скальная чайка.

– Он умер из-за этого? – спросил Йозеф, рассматривая лицо за стеклом. – От разрезов?

– В конечном счёте, – хмыкнула Тайсли. – Это проделали медленно, одним-единственным лезвием. Как и с остальными.

– И он был разложен как Норте? В форме звезды?

– На очень дорогой кушетке, в гондоле аэронефа. Хотя на этот раз – не приколочен, – она описывала устрашающее убийство совершенно таким же тоном, каким жаловалась на трафик. – Довольно тревожаще, всё это.

Йозеф пожевал губу. Он проглядел выдержки из протокола осмотра места происшествия по дороге в валетудинариум. Предыдущим вечером жена жертвы, которая сейчас пребывала несколькими этажами выше, погруженная в наркотический сон после перенесённого истерического припадка, вернулась домой и обнаружила запаркованный на лужайке летательный аппарат. Пилотировавший его машинный мозг прилежно ждал приказ возвращаться в ангар, который он так и не получил. Внутри аэронефа, каждый квадратный метр стен, пола и потолка салона был покрыт кровью Латига. Повсюду снова и снова повторялась восьмиконечная звезда, нарисованная тем, что вытекло из покойного.

Дэйг смотрел в информационный планшет, теребя цепочку на своём запястье.

– У Латига было высокое положение, для штатского. Важное, но не чересчур. Он работал на Еврота.

– Что до определённой степени усложняет положение дел, – сказала Тайсли.