Максим Хорсун - Ржавые земли

Ева нашла в себе силы отвернуться, забыть про могучего исполина. Она вернулась к плите, положила ладони на светящуюся поверхность.

– Скажи им, что мы вернулись! – взмолилась баронесса. – Этот мир принадлежит нам! Всегда принадлежал! Скажи им, они должны остановиться! Скажи, что мы – законные хозяева! Что мы имеем право здесь жить! – Баронесса перевела дух, посуровела и выпалила с вызовом: – Скажи, если у них имеются претензии, то я готова уладить разногласия на вселенском совете! Передай это немедленно!!!

Плита мигнула желтым светом. Машина исполнила волю Евы.

Древняя телекоммуникационная станция, предназначенная для связи в общегалактическом стандарте, передала слова баронессы в эфир универсальным кодом. Ее услышали все древние и все абсолютно новые станции и ретрансляторы, во множестве разбросанные среди лун и астероидов Солнечной системы. Сигнал пошел дальше – через телепорт-передатчики, распространяясь по галактическому диску со скоростью, во много раз превышающей скорость света. И ответ пришел столь же быстро…

Опять затряслась земля, снова забухали шаги, но на сей раз звук забиваемых свай удалялся. Гигант отступал к ущелью не солоно хлебавши. С волей вселенского совета не спорят те, кому хочется сохранить лицензию на планетопреобразовательные работы.

Едва гигант унес ноги, иссякло и смертоносное излучение. Ева и Гаврила увидели, что свет, льющийся через покореженный дверной проем, перестал быть неестественно синим. Настал черед тусклых и желтых марсианских сумерек.

Никанор Локтионов не сводил глаз с облака рыжей пыли, клубящегося над горизонтом. Бывший матрос-сигнальщик был встревожен не на шутку: кто-то спешит наперерез вверенному ему отряду.

Он же связан по рукам и ногам пленными моряками: те тащат волокуши, нагруженные трофейным скарбом и провиантом. Пленные неповоротливы, медлительны; они до сих пор не отошли от потрясения, вызванного мгновенным перемещением с Земли в пустыню Марса. Они часто останавливаются, пьют воду, подлинной цены которой еще не узнали; у каждого второго носом идет кровь. Кроме того, пленные отвлекаются от работы, задают сопровождающим набившие оскомину вопросы.

– Будьте спокойны, земляки! – отшучивался Локтионов, потрясая винтовкой. – Вам здесь понравится!

…И вот преследователей уже можно рассмотреть в бинокль. Они идут плотной цепью, они неплохо одеты (значит, не полудикие бродяги), они вооружены винтовками Мосина, их возглавляет… девчонка?!

Локтионов сплюнул, протер окуляры и снова уставился вдаль.

«Ярина?! Если так, то дело швах. Полюбовно не разойдемся… Ага-ага, вот она размахивает руками: смотрит на нас и раздает указания, маленькая сучка. Мало я тебя ласкал, дрянь эдакая. Мол, ты и ты – вперед. Слава богу, что сама не отправилась на переговоры. Ну, поглядим-поглядим…»

Он позволил пленным покурить, а сам созвал матросов. Старался говорить тише, чтобы «салаги» не услышали лишнего.

– Их раза в два больше, чем нас. А может, в три. Но не более того…

Конечно, Шведе ушел и забрал с собой троих. В отряде осталось шестнадцать бойцов. И почти семьдесят человек пленных, с которых взятки гладки.

– …винтовок у них столько же, сколько у нас. Так-то. Остальные вооружены чем ни попадя.

– Прикончим главаря! – загудели матросы. – Остальные сами разбегутся! Как миленькие!

– А выкусите-ка, братцы: не тут-то было, – Локтионов покачал головой. – Заправляет ими рыжая соплячка. Ну Ярина – помните, небось? Во невидаль, да? Боюсь, как только мы ее укокошим, остальные взбеленятся и полезут на рожон. А оно нам надо? Нам оно не надо! Так-то! Нам надо солонину в Поселок доставить! Картошку доставить! А не полечь всем до одного на радость мхам и прочей дряни. Так что сдерживайте гонор, братцы. Крепкими словами не бросайтесь – не в портовом кабаке.

– Нам бы эту рыжую – да снова в Поселок!

Матросы посмеялись немного, покурили для успокоения нервов. Затем пятеро ушли присмотреть, чтоб пленные ничего не учудили, остальные выстроились подковой: от них до парламентеров было уже рукой подать.

– Опа-па! Куда путь держим, служивые? – Первому «переговорщику» было привычнее вести беседы не под белым флагом, а на большой дороге, с кистенём.

Локтионов присмотрелся к этим людям и мысленно перекрестился. Ипатушкина команда! – ей-богу! Ни у кого на лицах он еще не видел столь явственной каиновой печати; даже на небритых, ленивых рожах друзей-картежников, что выполняли по заказу Шведе грязную работу.

– Домой идем, земляки. В Поселок. Слыхали о таком? – нахально откликнулся Локтионов. Ему-то, наторенному в кабацких потасовках, было несложно заливаться этаким соловьем.

– Добра-то нахапали, Диментий, ох и нахапали! – принялся фальшиво сокрушаться второй парламентер. Это мелкое, хомячье лицо показалось Локтионову смутно знакомым: скорее всего, его обладатель в свое время ошивался в Поселке.

Локтионов сплюнул и передернул затвор винтовки.

– Чего надобно, племя ненасытное? Не тяните волынку, так и скажите прямо! Не видите, что ли? – Он мотнул головой в сторону матросов, что почесывали кулаки да переминались с ноги на ногу. – Мы слушаем вас внимательно!

– Господь велел делиться! – ответил тот, кого звали Диментием, щеря поломанные зубы.

– Да ну? – хмыкнул Локтионов. – Это вас Ипатушка просветил? Кстати, где он сам? Что-то я его не вижу…

– А в бочках – солонина? – спросил, чуть не плача, второй.

– Солонина, – подтвердил Локтионов. – Пароход неподалеку… упал с неба. На наших глазах брякнулся… Найдете его без труда, если будете держать нос по ветру. Там еще осталось, чем поживиться…

– Спасибо, добрый матрос! – перебил Локтионова «нытик». – Слыхал, Диментий? Нас никак лесом хотят отправить!

– Господь велел делиться! – упрямо повторил Диментий. – Люди должны помогать друг другу. Оставляйте жратву и идите, куда шли. Ни нам, ни вам нет охоты трясти кишками.

И тут матросов взял смех. Сначала тихонько захихикали те, кто стоял на флангах. Потом волна нервозного веселья захлестнула центр «подковы», не миновав и Локтионова.

– Да чего вы заладили, землячки? – переспросил бывший матрос-сигнальщик, тщетно силясь скрыть улыбку. – Делиться мы не намерены. Извиняйте… А напужать… Подумайте сами: вас ли, побродяг, военным морякам страшиться, землячки? Не будьте дуралеями, не становитесь на пути. Ступайте себе, пока люлей не навешали, караси борзые! Пароход там, – он указал рукой направление, – идите по нашим следам, дел-то!

– Нас в два раза больше… – не очень уверенно произнес «нытик» и поглядел на Диментия, ожидая, что тот поддакнет.

– А станет в два раза меньше, – ответил Локтионов. – Ступайте, ступайте, мужики! Идите своей дорогой. Нас не трогайте, и мы вас не тронем!