Максим Хорсун - Ржавые земли

Очередной невезучий корабль рухнул в пустыню Марса…

Все последующие события заставили Шведе бесповоротно увериться в том, что ничего не происходит просто так. Эта глухая тетеря, этот костоправ с вечно дрожащими руками и пафосной речью спешил туда же, куда целенаправленно шел он – председатель матросского совета. Как такое может быть? Уж точно – неспроста…

Шведе курил папиросу за папиросой. Глядел с недобрым прищуром на гору-пирамиду с двойной, как будто расщепленной вершиной. А гора с каждым шагом становилась ближе, а силуэты Рудина и его дружков уже растворились на фоне темной махины…

Что могло связывать Рудина и святого Ипата? Решительно ничего! Доктор сотрудничает с царьком каннибалов? Едва ли! Кишка у него тонка, чтобы сделать такой «ход конем». Быть может, Рудин намерен свести с Ипатом какие-то личные счеты? Более вероятно: они ведь и в Поселке не слишком-то ладили. Но доктор – рохля. Дух хищника, который требует непременного торжества над недругами, мести и пира на костях обидчиков, в нем безнадежно дрыхнет. Доктор не из того теста слеплен! Он не способен потратить дни и ночи на тяжелый переход через пустошь только ради того, чтобы отправить кого-то на тот свет. Даже если этот человек очень ему насолил… В общем, он – не Рудольф Шведе.

Да и черт с ними – с доктором да с Ипатом юродивым! Шведе отправился в этот поход не за ответами на вопросы. Он собирался принести в Поселок патлатую голову святого Ипата. Он сделает то, что задумал, но было бы неплохо… было бы совсем неплохо, если бы на заборе рядом с избой матросского совета появилась еще и голова Рудина. Да-да, в знакомом всем котелке, что прикрывает лысину. Да-да…

Они едва не проскочили мимо лисьей норы, в которую шмыгнул Рудин. Просто какое-то звериное чутье подсказало Шведе, что надо повернуть, обойти драконьи зубы гранитных глыб, заглянуть за груду щебня. Просвет тоннеля был пугающе узок… В глубине сиял белый свет, словно кто-то их поджидал.

Рудин, помнится, всегда был без ума от подобного старья. Он постоянно что-то зарисовывал, записывал, – наверное, полагал, будто его мазня кому-то покажется полезной. «Почему плиты в присутствии человека источают свечение ? Что они пытаются нам сообщить ?» – Шведе словно в натуре услышал пафосный голос Рудина. Громко сплюнул, указал окурком в освещенный проем.

– Туда! Их благородье с лакеями нырнул туда, будь я проклят! Давайте, мужики, тряхнем жирком. Ни одну паскуду живой не брать! Короста, ты первый!

Шведе сделал последнюю затяжку и отправил папироску щелчком в небо.

Однообразная дорога по освещенному тоннелю, в котором исключалась всякая возможность подвергнуться нападению исподтишка, ослабила внимание моряков. Тоннель привел их в зал с замаранными зеркалами. После нескольких часов при ярком свете полумрак показался морякам тьмой Египетской. А в этой тьме, затаившись, словно паук в засаде, поджидала боевая машина хозяев .

Расплелись, со свистом рассекая воздух, сегментные щупальца, заурчали, дремавшие до поры до времени, внутренние приводы. Из тени навстречу людям кинулась гремящая железом махина.

…Этим морякам не доводилось сражаться с хозяевами и их разношерстными прихвостнями. Они, конечно, хлебнули горя на Марсе, но о том, с каким звуком врезается пуля в броню похожего на спрута механизма, слышали лишь от доктора, покойного штурмана и прочих вояк, коих отправили к праотцам. Для Шведе, Муромцева, Тищенко и Коросты побитая, лязгающая расшатанными сочленениями машина была ожившим ночным кошмаром, приветом с тех диких времен, когда Поселок и матросский совет не существовали даже в самых смелых мечтах.

Короста и Шведе метнулись в разные стороны; председатель почувствовал, как по лицу вскользь прошлось горячее щупальце. Он врезался спиной в стену, неловко выхватил револьвер. Не удержал рукоять во влажной ладони, пистолет брякнулся на пол.

Короста на четвереньках кинулся на противоположную сторону зала. Тищенко бросил винтовку и юркнул в тоннель.

Муромцев оказался не столь расторопен. Рывок, вскрик… и матрос отчаянно забился в переплетении щупалец, закричал тонко, по-бабьи. Его ноги поднялись над полом, из карманов, из-за пояса посыпались всякие блестящие безделушки, к которым он питал слабость, в том числе – фляга, отобранная у раненого людоеда. Потом крик оборвался, крупные капли забарабанили по полу и раскиданным безделушкам.

Машина выстрелила щупальцами в сторону Коросты. Промахнулась. Обиженно взвыла внутренними приводами, подбоченилась. Короста кувыркнулся вперед, распластался за двумя штангами из блестящего металла. В то же время Тищенко, набравшись мужества, вернулся в зал. Поднял винтовку и, не мешкая, всадил пулю в металлического спрута. Сверкнул сноп золотистых искр, тесный зал наполнился клубами порохового дыма.

Боевой механизм хозяев переопределил приоритеты целей. Выставил щупальца в сторону матроса с винтовкой, выплеснул с полдюжины светящихся нитей. Тищенко попытался отбить их винтовкой, но не тут-то было… Винтовка развалилась на несколько частей в руках у изумленного моряка, а следом, не успев сменить выражения лица, развалился и сам Тищенко.

Шведе стрелял, пятясь. Он жал на спусковой крючок, пока револьвер не заперхал холостыми щелчками. Затем бросился к выходу на дальней стороне зала, отчетливо представляя, как разворачивается веер светящихся нитей, направленных ему в спину. От машины отвалилось щупальце и пара изогнутых фрагментов брони. Но металлический спрут не переключился на председателя; он почему-то упрямо силился достать Коросту. Боевой механизм что-то бормотал – а может, это особенно разбитые шестеренки и плунжера издавали звук, похожий на лепет душевнобольного. Он частил щупальцами, вытягивал их, раздвигая многочисленные сочленения. А Короста, выпучив глаза, метался туда и сюда, – так, чтобы между ним и машиной оставались те самые дрожащие от напряжения штанги.

А потом случилось неожиданное: боевой механизм двинулся просто вперед, цилиндрическим корпусом – на штанги. Или что-то произошло в его «чугунных» извилинах, или такой приказ поступил извне… Ветвистая молния заплясала в центре зала, озаряя стены и свод плазменным светом. Засверкали, зашипели брызги расплавленного металла. Щупальца конвульсивно вытянулись, корпус опустился на пол, из прорех в броне повалил едкий дым.

Короста, кашляя, поплелся из зала – под темную арку, за которой исчез Рудольф Шведе. Коросту кидало из стороны в сторону, как во время хорошего шторма.

Председатель матросского совета далеко не ушел. Он сидел на ступени и тщетно пытался зарядить револьвер. Патроны вываливались из пальцев, у пыльных сапог уже образовалась сверкающая мельхиором кучка. Теперь председатель понимал, почему так сильно тряслись руки у доктора Рудина.