Александр Зорич - Пилот вне закона

На каждом утолщенном шпангоуте, соответствующем воротам легких переборок, сверкал золотом фравахар — символ Благого Солнца, а под каждым фравахаром сверкали золотом погоны дежурного при полном параде.

Так вот, один такой расфуфыренный клон взял на караул и что-то гаркнул. В нашем секторе появился пехлеван. Он встал, оглядел палубу с замершими по стойке «смирно» техниками, и направился прямиком ко мне.

Я на удивление быстро узнал его. Это был старый знакомый Бахман Салехи — командир одной из эскадрилий «Римуша».

На лицах охраны проступили сложные служебные эмоции. Разговаривать с пленным не положено, а с другой стороны, попробуй вякни против потомственного пехлевана с такими-то погонами!

— Встаньте на путь Солнца, Бахман! — Я отдал честь, приложив кончики пальцев к своему летному шлему, который ради такого случая спешно нахлобучил обратно на голову.

— Не сворачивай, Андрей! — отозвался тот, вернув уставное приветствие.

Я собирался поинтересоваться его здоровьем, согласно клонским обычаям вежества, но Бахман жестом остановил меня и очень по-особому оглядел солдат охраны.

Такой взгляд невозможно выработать. Мало быть офицером, надо родиться аристократом, со знатными предками черт знает в каком поколении. Демы окаменели. Если раньше у них имелись сомнения, то теперь — все.

— Оружие на кар-ра-ул! Следовать за мной! — И обращаясь ко мне: — Пройдем, Андрей, тебя ждут.

— Но, простите, куда? Кто ждет?

— Всему свое время, Андрей.

— А мы ребят не подведем? — Я кивнул на солдат. — Капитан первого ранга Кавос…

— Капитан первого ранга Кавос приказал не спускать с тебя глаз. Вот они и не спускают. А я приказываю следовать за мной, так что все в порядке.

Подобная постановка вопроса внушала. Бахман — крупная птица в масштабах родного авианосца! И ведь имя мое запомнил! Приятно, блин!

Мы пошли… непонятно куда. Я, в ворованном скафандре «Гранит», могучий и величественный, как динозавр, четыре клона с автоматами и Бахман, в простом комбинезоне.

Куда он меня тащит?

По дороге выяснилось, что едва ли не вся палубная авиадивизия «Римуша» в курсе моей непростой истории — по крайней мере, того ее сегмента, который касается наотарских дел и последовавших событий.

— Мои братья сочувствуют тебе и считают настоящим ашвантом, Андрей. Поэтому прошу не рассматривать пребывание на борту как плен. Будем думать, что ты в гостях.

Ну что же, будем. По крайней мере, пока их начальство не отдаст противоположного приказа, который пехлеваны будут вынуждены выполнять. Прикажут считать вероломного Румянцева нечистым друджвантом, и куда деваться? Присяга, такое дело…

Я хотел выяснить, кто же меня ждет, раздумал — не так сложно устроен наш мир.

И я не ошибся.

Выгородка, где по идее должна была находиться раздевалка техников. Двери распахиваются.

— Заходи, Андрей, — сказал Бахман, и солдатам: — Задержанный будет находиться здесь до особых распоряжений. Заступить на пост!

Я перешагнул порог и нажал кнопку задрайки. Двери с шелестом сомкнулись.

Да, все точно: раздевалка. Ряды шкафчиков, скамейки…

Посреди комнаты стояла та, которую я жаждал увидеть и боялся увидеть. Лейтенант Рошни Тервани!

Крепко же ей досталось. Совсем исхудала, лицо ее, и раньше не крупное, осунулось, отчего глаза стали еще больше. Огромные, черные, родные в обрамлении ресниц, все таких же роскошных. Волосы собраны в пучок, анонимный комбинезон, высокие ботинки на вакуумных липучках… Она, мой свет…

— Что же ты, Андрей! — воскликнула Рошни. По-русски воскликнула, прошу заметить.

— Встань на путь Солнца, Рошни, — выдавил я в ответ, стоя столбом.

Она внезапно сорвалась с места, бросилась мне на шею и начала целовать: в губы, в глаза, в щеки, хоть и не больно ловко у нее выходило — в шлеме не понежничаешь. Я осторожно гладил ее гибкую спину, очень аккуратно, памятуя о мощных электромышцах своего «Гранита», не раздавить бы. Проклятый скафандр! Так хотелось обнять по-настоящему, чтобы кости затрещали! А никак.

Судя по всему, письмо она прочла. И поверила, без оглядки, как и положено, если любишь. Бог мой! Все мои страхи оказались пустыми, ведь она любит, любит! Как и клялась раньше, а слово пехлевана — тверже базальта.

Не буду пересказывать наш недолгий, но мучительный диалог. Почему мучительный? Да потому что недолгий, неужели не ясно! Я тогда понял, что с этой женщиной мне вечности мало, ибо с ней — час за секунду.

Мы говорили, говорили и не могли остановиться. Хорошо, что «Гранит» невозможно снять самостоятельно, а то я даже боюсь представить, что бы мы учинили. Поэтому — только разговоры; что тоже немало.

Рошни постоянно пропадала в космосе. Какие-то учения, затянувшиеся сверх норматива…

— Ага! — догадался я. — Ты поэтому так исхудала?

— Дурак ты мой летучий! Знаешь, как я извелась из-за тебя?! — ответила она и сделала совсем неочевидный вывод: — Я даже русский выучила!

— Я заметил, — сказал я уж вовсе невпопад.

Наплевать. Иногда не важно, что ты говоришь, иногда молчание или самая пустая болтовня равноценны самой возвышенной беседе. Да, так мы и говорили. Обо всем и ни о чем. Что я мог поведать? О многом, конечно! Но я не был уверен, что ей нужно знать подробности моей уголовной карьеры.

Поэтому я в основном расспрашивал. Но у Рошни присяга, так что тоже никаких деталей. Чем занимаетесь? Летаем. Вот и мы тоже.

Такие пилотские будни.

— Знаешь, Рошни, один мудрец XXI века сказал: дураки плывут против течения, слабаки плывут по течению, а умный человек всегда плывет туда, куда ему надо.

— В самом деле, мудрые слова.

— А еще он говорил, что умный человек подобен пузырю масла в толще воды: его всегда выталкивает на поверхность.

— Не поспоришь.

— Неверная аналогия, по крайней мере, она не учитывает контекст. Взять меня. Последнее время мне кажется, что если моя жизнь — капля масла, то вылили ее не в воду, а в цементный раствор, который вертится в бетономешалке. Я не глупый человек, не лентяй и не трус. Только все одно к одному: времени на поступок не хватает. Что толку от моих качеств, если я просто не могу сделать выбор? Раз, два, три — и Румянцев больше не кадет! Раз, два, три — и я вынужден примкнуть к пиратам! И так каждый день! Только успеваю уворачиваться, чтобы не прихлопнули.

— Неверно, Андрей. Во-первых, все к лучшему, ведь твой путь свел нас вместе. Во-вторых, выбор ты делаешь, всегда делаешь. Ты — достойный человек, ты не поступаешься честью. Иного я бы не полюбила.

— Ох, женщины… Если бы ты знала, что я творил последние месяцы!

— Я знаю достаточно, Андрей.

Вот примерно в таком ключе мы и общались. Я ее пугал своей падшей моралью, а она не пугалась. Или Рошни мудрая женщина, или сумасшедшая, хотя грань здесь настолько тонка, что не мне судить.