Виктор Глумов - Город смерти

— Я тебя удавлю, — пообещала Сандра, — и никто не заплачет. Лучше с мутом в одну койку, чем с тобой!

— Ладно, Кудряшка! Пусть Дизайнер ложится посередке. К нему я точно приставать не буду. Да и к тебе не стал бы, нужна ты мне…

— Как же ты меня достал! Откуда в тебе столько говна, вот скажи мне?

— Обиделась? Ладно, пошутил. К тебе бы, конечно, полез. — И Ходок похабно подмигнул.

Рука болит. Можно ногой попробовать. По яйцам.

— Да что с тобой? — с отчаянием воскликнула Сандра. — Миша, я тебя уже давно знаю! Почему ты вдруг таким стал?

— Девки у него нет, — подсказал с пола Леон. — Вот и бесится. Не привык Ходок без бабы, тяжко ему с непривычки…

— Конечно! Это тебе все равно, есть девка, нет девки, — Ходок облизнулся, — а мне никак без этого невозможно! Сандра, а, Сандра, по старой дружбе…

— Убью, — не выдержал Вадим. — Еще раз спошлишь — убью.

— Ути, — умилился Мишаня, — зубки показываем! Утю-тю!

Леон тяжело поднялся с пола.

— Миша, я предупреждаю тебя последний раз. Еще раз затеешь склоку, еще раз полезешь к кому-нибудь из команды — дальше пойдем без тебя. Ты понял? Больше я с тобой говорить на эту тему не буду. Ты понял меня?

— Понял тебя, — кураж сдулся, Ходок ссутулился, даже лыба его померкла, — буду тихим. Нежным и ласковым. Даже могу на пол лечь, а вы уж, господа, на ложе почивайте!

Сандра замотала головой, но отказаться не успела, ее опередил Леон.

— Вот и договорились.

И растянулся на диване. Сандра с Вадимом переглянулись. Вадиму одинаково не хотелось ложиться рядом с Леоном и класть рядом с ним Сандру. Лечь на полу, рядом с Ходоком?

Униженный Мишаня смотрел в потолок большими, нарочито грустными глазами. Трагическое амплуа Ходоку не давалось, сквозь маску страдальца пробивалась плутовская рожа, губы норовили расплыться в улыбке.

Сандра уже свернулась калачиком под боком у Леона. Вот так. Вот тебе и вся любовь. Вадим обиделся, обиделся так крепко, что заснул до того, как его голова коснулась подушки.

Голова болела. Не фиг столько пить, не будет больно утром. И под боком сопел кто-то, кому там совсем не место, упирался коленом и острым локтем… Вадим застонал сквозь зубы. Этого еще не хватало! С кем он проснулся? Господи, лишь бы не страшная! Открыл глаза.

Потолок был вогнутый. Непонятно, откуда лился свет. Похоже, сам потолок мягко мерцал, и создавалось ощущение раннего утра, солнца, бьющего в занавешенное окно. Экран на стене то ли погас, то ли демонстрировал безлунную ночь.

А сопела рядом, конечно, Сандра.

Такая безнадежность накатила — хоть вой. Последнюю неделю он бегал, ползал, жрал черт-те что, не высыпался, не расслаблялся. И нельзя было останавливаться: размяк, раскис, сразу мысли зашевелились, сразу мамино лицо… и папа — с размаху кулаком о стену. Папа же приедет? Кощей в понедельник обзвонился, поднял всю контору на уши, это он умеет, смешной лысый дед… Господи, я его боялся. Я его ненавидел. Я трясся над своей свободой — и вот я свободен. Конечно, нашли маму, я указывал ее телефон, когда заполнял анкету. Мама примчалась. Интересно, в милицию заявили? Ищут по номеру мотоцикла, звонки с мобилы пробивают, Настенька рассказывает, как я звал ее кататься. Клинья подбивал. Соседка, тварь климактеричная, конечно, маме понарассказывала. Будут рыться в вещах, на компе — там порнухи двадцать гигабайт, мама расстроится. Отчим будет повторять: «А я говорил, ты его избалуешь. Парню двадцать четыре, он зарабатывать не умеет. Папочкиным подачками живет. Пьет где-нибудь у девки, он же безответственный, или лежит обдолбанный, я всегда говорил…» И мама залепит ему пощечину. Господи, я так хотел его ударить, когда он лез с нотациями, я так хотел ему ответить… Но ведь старший, мамин муж, мама его любит, мама счастлива. Отговорки труса. Папа будет винить себя. Он считает, что меня предал. Он маму предал, я тут при чем. Свалил в Германию, деньги косит, а маму в Москве оставил.

Вернуться. Вернуться и все исправить.

Никого не бояться, бороться за себя, за близких.

Подойти к Настеньке, обнять, пригласить на ужин — не «как-нибудь», а сейчас.

Эйприл осталась где-то в Москве, теперь ее уже не вернешь.

Чего он хотел? Денег. Денег, работу непыльную, престижную, тусовки с «нужными» людьми. Вот они, нужные люди, дрыхнут. Без них он бы давным-давно загнулся или попал к лунарям. Не факт, что было бы хуже, но Леон тащит его, Леон помогает от души, блюдет свою выгоду: Леону нужно выбираться отсюда. Странный человек, все у него было, положение в обществе не последнее, БТР психоделической окраски — сорвался же, побежал незнамо куда по полям и лесам. И Сандра. Сандру надо забрать с собой, если все получится. Нехорошо, конечно, там — Настенька, но Кудряшка — славная девочка, грубая, да, но добрая.

Тяжело им будет, тяжелее, чем ему здесь.

И еще Синтезатор. Передышка необходима, значит, со «старшим братом» держаться почтительно, заглядывать в рот и всячески создавать иллюзию духовного родства. Синтезатор с ним — ласковый до приторности, играет в родственника, а про местного двойника даже не расспросил, плевать ему на двойников. И на родственников. Как он сорвался на Ходока! Гуманисты из мира будущего так себя не ведут, а что у него под маской — не разберешь.

Сандра забормотала во сне: «Конфета, конфета, конфета». От ее голоса проснулся Леон, резко сел, закрутил головой. Глаза у него были чумные, Вадим улыбнулся. Леон заметил, конечно, нахмурился, но усталость оказалась сильнее гнева — упал и отрубился.

Который час, Вадим не представлял. Хотелось пить, убить кого-нибудь и повеситься.

На столе остался после ужина графин с водой. Вадим аккуратно поднялся, чтобы не потревожить спящих, напился прямо из сосуда. Выйти на улицу, срочно выйти, пока не сошел с ума. Заснуть все равно не получится, колотит, как в лихорадке.

Он выбрался в темный тамбур, принялся шарить руками: где-то здесь есть кнопка, на хозяина реагирует, а у них, скорее всего, идентичный геном.

— Что, не спится? Совесть ноет? — раздался за спиной его собственный голос, хриплый со сна.

— Душно, хочу выйти.

— Свет включить, — скомандовал Синтезатор, — шлюз открыть.

Часть стены послушно «свернулась». Там, снаружи, действительно царила ночь, ветреная, душистая. Вадим шагнул на квадрат освещенной травы. Синтезатор встал рядом. Не хотел Вадим его общества, он мечтал побыть в одиночестве с природой и своими мыслями, нет же…

— Голосом пользоваться не обязательно, но пси-команду отдать ты пока не сумеешь. Палатка будет тебя слушаться, голосовые связки, по сути, одни и те же… Можно сказать, мы — клоны. У вас как с клонированием? Нет?! Представить себе такого не могу. Тогда, братишка, сочувствую, тебя тема с двойниками должна потрясти.