Джон Гриббин - Дорога в никуда

Он наблюдал за флагманским бомбардировщиком и спрашивал себя, видел ли полковник этот предательский дым. Внезапно флагманский бомбардировщик заложил крутую кривую и взял курс на дымящиеся нефтепромыслы. Ту Хокс и другие командиры бомбардировщиков повторили этот маневр и все звено было своевременно предупреждено об этом. «ГАЙАВАТА», запустив все четыре мотора на полную мощность, понесся на север со скоростью примерно четыреста километров в час. Соединение опустилось на предписанную для нападения высоту в сто метров. Зеленые кукурузные поля сменились желто-коричневыми полями пшеницы, каналы, дороги, тропинки и ручейки проносились под ними. На фоне облаков дыма парили огромные серые фигуры заградительных аэростатов. Некоторые из них поднимались, чтобы дополнить аэростатное заграждение, другие висели на большой высоте; часть из них была сбита.

Ту Хокс был смущен, хотя он и не показывал этого Эндрюсу. Соединение заходило с неправильного направления и проводившийся на протяжении целевой недели инструктаж о положении объективов — целей в области нападения — был теперь совершенно бесполезным; неделя была потрачена зря. При подлете с юга все это выглядело иначе, чем на фотографиях разведчиков.

Соединение бомбардировщиков еще не достигло аэростатов, как немцы мгновенно открыли огонь. Копны сена, группы кустов и полевые амбары оказались замаскированными зенитными установками. Двадцатимиллиметровые четырехствольные зенитки и тридцатисемимиллиметровые скорострельные пушки поливали небо трассирующими пулями и снарядами. С краев дорог, из кюветов и защитных окопчиков посреди полей били пулеметы. Стоящие в отдалении крытые грузовики внезапно разъехались и открылись новые орудия. Далеко впереди вели огонь батареи длинноствольных 8,8-миллиметровых зениток, стреляющих взрывчатой шрапнелью, облачка взрывов которой образовывали в воздухе плотный узор.

«ГАЙАВАТУ» сотрясали ударные волны взрывов. Осколки шрапнели и пулеметные пули пронизывали несущие плоскости и корпус. Бортовые стрелки вели огонь по зенитным установкам из своих спаренных пушек. Воздух был покрыт сеткой, сотканной из трасс пуль и снарядов, вспышек взрывов, преодолеть которую казалось невозможным, а попытка сделать это была равна самоубийству. Многие машины уже горели, другие в аварийном порядке избавлялись от своего груза бомб и с двумя работающими моторами пытались набрать высоту и убраться подальше. Рев четырнадцатицилиндровых моторов смешивался со взрывами 8,8-миллиметровых гранат и грохотом бортовых оружий в оглушительную какофонию.

Роджер Ту Хокс остался в звене, которое начало прорыв. Он удивлялся, что его машина все еще избегала прямого попадания, что все четыре мотора еще работали, что приборы не зарегистрировали еще ни течи в топливных баках, ни прорыва трубопроводов. Хвостовой стрелок сообщил, что левое вертикальное хвостовое оперение с рулем сорвано. Машина справа от них выглядела так, словно гигантский меч разрубил ее фюзеляж. Машина слева от них вдруг провалилась, нос ее окутался дымом, вероятно, от прямого попадания. В следующее мгновение она, как камень, рухнула вниз, ударилась о землю и исчезла в ярком шаре огня.

Перед аэростатным заграждением звено рассеялось; летя зигзагами, пилоты пытались уклониться от стальных тросов. Сквозь завесу дыма тут и там были видны баки с горючим и ректификационные колонны. Один из бомбардировщиков спикировал вниз и взорвался в одной из нефтеперегонных установок; другой с двумя охваченными огнем моторами медленно вошел в штопор и рухнул вниз; еще один, тоже горящий, сбросил свой бомбовый груз в поле и попытался набрать высоту, чтобы его экипаж смог выпрыгнуть с парашютами. Обрывки алюминия носились в воздухе. В одно из бензохранилищ, лежащих на отшибе, попало несколько бомб, и оно взлетело в воздух. Взрывная волна подхватила «ГАЙАВАТУ» и швырнула ее вверх. Ту Хокс и Эндрюс несколько секунд старались удержать машину от падения. Ту Хокс взглянул на машину командира эскадрильи, увидел, как она развалилась в воздухе на две части и в облаке дыма рухнула вниз.

Впереди находилось скопление емкостей, трубопроводов и буровых вышек, которые занимали более квадратного километра площади. Ту Хокс проревел в свой ларингофон:

— Сбросить бомбы!

Он ждал автоматического подъема, когда машина освободится от своего груза, но ничего не произошло. Он вызвал человека у установки сброса бомб и повторил свой приказ, но вместо этого на связь вышел О'Брайен, бортовой стрелок из верхней башни и прохрипел на своем ирландском диалекте:

— Газзара мертв! Он лежит на бомбовом люке!

Ту Хокс выругался. Драгоценное время уже было упущено. Он сконцентрировался на новой цели, увидев впереди и чуть в стороне грузовую станцию, и взял курс туда. Эндрюс сбросил бомбы, и машина прибавила в высоте и скорости. Эндрюс вернулся назад, лицо его было грязным и бледным.

— Чарли тоже зацепило, — сказал он. — Кормовая рубка сорвана.

— Ты почувствовал попадание? — спросил Ту Хокс. — Я — нет.

— Я тоже нет, — сказал Эндрюс. — Иисусе! Я не верю, что мы сделали это!

Ту Хокс ничего не ответил. Он повел бомбардировщик по крутой дуге налево, чтобы снова лечь на прежний курс. Машина дрожала и козлила; один из взрывов почти оглушил их и ветер завыл в кокпите. Плексиглас со стороны Эндрюса был продырявлен, а второй пилот безвольно повис на ремнях; лицо его превратилось в сплошную массу из разорванного мяса и раздробленных костей. Все это было пропитано кровью.

Ту Хокс повернул машину на юго-запад, однако, прежде чем бомбардировщик успел закончить маневр, произошло еще одно попадание. Внезапно кто-то сзади закричал так громко, что его можно было расслышать несмотря на грохот снаружи и резкий вой, с которым воздух врывался внутрь самолета через отверстия, пробитые в корпусе. Ту Хокс повел «ГАЙАВАТУ» вверх гак круто, как только мог рискнуть. Один из левых моторов охватило пламя, а внешний мотор справа потерял пропеллер. Машина теперь не могла долго держаться в воздухе, нужно было набрать как можно большую высоту, а потом прыгать.

У него появилось странное чувство, чувство расщепления сознания. Это продолжалось секунды две, потом оно исчезло, но он знал, что за этот короткий промежуток времени произошло что-то чуждое, что-то неземное. Странное заключалось в том, что расщепление сознания, казалось, не было чисто субъективным; он был убежден, что сама машина и все, что в ней находится, было вырвано из взаимосвязи нормального — или из реальности.

Потом он забыл об этом чувстве. Паутина следом трассирующих пуль и снарядов и молний шрапнели на мгновение раздалась и он пролетел над ней и сквозь нее. Грохот и сотрясение от взрывов исчезли; только ветер ревел в продырявленном плексигласе пилотской кабины.