Павел Дартс - Крысиная башня

Потом по вечерам, кроме свечек, он еще занялся снаряжением патронов для всего гладкоствольного вооружения 12-го калибра: «помпы», обреза-вертикалки и «Мурки» Иванова. Вскрыли несколько машин во дворе, разбили аккумуляторы — конечно, орудовал Толик с устосовым «клевцом». Свинец промыли прямо на улице, сложили в таз, и утащили в Башню — лить из него картечь. Как это делается в наших, кустарных условиях — выяснили в батиных же компьютерных архивах. Оказалось — ничего сложного: наклонная доска в таз с водой, на ней — поливаемый водой войлок, — и лить свинец тонкой струйкой. Потом — сортировать получившиеся свинцовые «бусинки» по размерам, — не очень качественно, но вполне приемлемо для ближнего боя. Собственно, вместо войлока использовали полу от кашемирового пальто Белкиного бати, — вот он, наверное, удивился бы в свое время, узнав, как будет использоваться его дорогой прикид…

Со временем у Володи картечь стала получаться не хуже чем заводская. А при снаряжении патронов он стал экспериментировать — и в конце концов дошел даже до такого изыска, как «связанная картечь» — это когда картечины перед укладкой в патрон надрезаются и скрепляются между собой тонкой проволочкой или леской; — тогда картечь не «расходится» на расстоянии, а летит пучком… Чего только не напридумывают люди, когда оружие становится средством добычи пищи или выживания…

Картошку мы потом растащили по этажам. Неработающие холодильники вскрытых квартир оказались прекрасным хранилищем для нее, — надо было лишь выгрести из них их давно пропавшее содержимое и полки. Не промерзнет — очень удобно.

— Люда, Люда, ты ж пойми — они же настоящими бандитами стали! Ты смотри, как они живут, — это же волчья стая! Они ведь и свое сообщество так и называют — «стая», ты не знала? И я, и вы теперь — «в стае»! Хотя нет! Стая — это только ОНИ! А мы — в обслуге стаи! Есть готовить, стирать.

— Лена, что ты говоришь?… — Люда покачала головой, — Стая, не стая… Они нас защищают, по сути — они нас кормят! Стая… Лена, ведь это они, называй их «стаей» или как хочешь; но это они рискуют, добывая и этот чай, и эту картошку. И мед. И печку. Их ведь убить могли, или забрать в рабство — ты об этом думаешь? Какая разница, как они себя называют?…

— Люда, но ты смотри, какими методами! Они ведь бандиты! Просто бандиты! И мой сын теперь — бандит! Я недавно узнала, что он человека убил!.. — тут она на миг смешалась, — Хотя и человек тот был — негодяй из негодяев, но ведь убил! И в этот раз, оказывается. За что? Ты ему веришь?? Я — нет! Я не хочу чтобы мой сын был убийцей!

— Лена, Леночка! Но что ты знаешь о том, что творится? О том, что за стенами Башни? Ты пойми, — убить сейчас, это, как ни страшно звучит, нормально…

— Как ты можешь такое говорить: «убить — нормально»?? Или мы не люди? Я знаю, вы многое с Володей пережили, но ведь всегда нужно оставаться людьми!

— Надо, да, надо… — Люда опустила голову, — Но ты пойми: он твой муж! И…

— Нет! Не муж он мне!

— Вот как?… Ну… Тогда что ж ты хочешь? Если он для тебя теперь чужой — зачем ты ешь этот, принесенный им, хлеб?… — Люда странно взглянула на нее, и непроизвольно отодвинулась, но Лена ничего не заметила.

— Люда! Ты как он — все сводите к деньгам! То есть к материальным ценностям! Я и так все время чувствую — я как приживалка здесь! Не хочу! Не хочу так жить!

— Ну а что тебя здесь тогда держит? — нарушил свое молчание Володя. Два десятка форм для свечей было уже готово, и он на маленькой, воняющей смесью парфюмерии, спиртовке, плавил в кастрюльке кирпичик парафина и несколько сувенирных свечей — для цвета.

Лена не ответила. Она достала из кармана небольшую пластиковую коробочку, бросила ее перед Людой:

— Вот. Посмотри, что в ней!

Опасливо, как насекомое, Люда взяла коробочку. Оторвавшись от процесса плавления парафина, к ней подошел Володя, заглядывая через плечо. В коробочке было золото: три обручальных кольца разного размера и пробы, четыре комплекта разномастных золотых сережек, с камушком и без; одна — без пары. Массивная золотая печатка со вставкой белого металла. Три тонких золотых цепочки — все не расстегнутые, а порванные. Кулончик с камушком.

— Что это? — недоуменно спросила Люда. Володя взял коробочку у нее из рук и брезгливо поворошил содержимое пальцем. Потом поставил на стол, и, ничего не говоря, вернулся к своему прежнему занятию.

— Это? А как ты думаешь?? Это я нашла в кармане моего сына, в той куртке, в которой он ходил на встречу с одноклассниками! Взяла перевесить — и в кармане брякнуло. Там сигареты, зажигалка, нож — и вот это… Ты понимаешь, что это???

Люда молчала.

— Ты понимаешь, что это с людей снято?? Что он грабил людей, снимал с них обручальные кольца, может — пальцы отрезал! Срывал цепочки с шеи! Выдергивал из ушей сережки! Ты это понимаешь? Мой сын — бандит! Я живу в бандитском притоне! Как мне с этим дальше быть??…

Помолчали. Наконец молчание нарушила Люда:

— А ты спрашивала Сергея, откуда это? Или Олегу показывала?

— Ты из куртки это забрала — а он и не заметил? Не спрашивал, куда делось? — вмешался Володя, продолжая помешивать парафин.

— Да разве и так неясно — откуда?? Что они ответят? Наврут, конечно, как обычно. Как с этой картошкой и с «пленными», — их послушать, они вообще ни при чем! На них напали и они защищались!

— Лен… — Люда положила ей руку на локоть, — Ты вот что… Ты это забери сейчас. А завтра спроси. И еще. Вот ты говорила, что живешь как в половецком племени после удачного набега, или что-то вроде того. Может оно и так. Ты только вот что подумай: половцы… чеченцы… другие народы, в силу обстоятельств, культурного уклада или незнай чего еще, живущие набегами, — у них ведь тоже семьи были… Есть. И они свои семьи любят. Жен своих любят. Детей. Ростят.

— Бандитами?? Не хочу! Они уходят и возвращаются «с добычей», иногда — в крови, грязные… Обсуждают свои бандитские дела, чистят оружие. Добыча тоже бывает в крови. Кры… Сергей. Эти жуткие клички: мой сын — Крыс! Я знаю, что они пытали людей, Сергей мне рассказывал. Можно ли так жить??

Около кастрюльки с парафином тяжело вздохнул Володя:

— Так жить — можно. Поверь, мы такое видели…

— Да знаю я! — уже раздраженно отмахнулась Лена, — Знаю я, что вы многое видели! Но всегда надо оставаться Человеком!

— Да, Лена, надо бы… — очень осторожно сказала Люда, — Хорошо бы оставаться человеком. Тем самым — с большой буквы. Только за все приходится платить свою цену, — а ты не готова. Не хочешь платить положенную цену.

Она непроизвольно посмотрела на Ленины руки — да, с уже коротко подстриженными ногтями, но с остатками прежнего маникюра, остатками гелевых нарощенных ногтей; несмотря ни на что — аккуратно обработанные, каждый вечер обильно смазанные кремом из старых косметических запасов. Лена перехватила ее взгляд и убрала руки под стол. Резко встала.