Павел Дартс - Крысиная башня

— Уважаемый… Уважаемый, можно вас на минутку?… — протолкнувшись через толпящихся покупателей, он тронул за рукав Олега. Рука того тут же скользнула в карман балахонистого пальто, в кармане был сделан прорез, — рука сразу легла на теплую рукоятку люгера за поясом.

— Че надо? — с угрозой за спиной торговца выросла фигура Толика в черной аляске, тоже с рукой в кармане. С другой стороны, также держа руку в кармане, стал настороженно оглядывать окружающих Крыс, одетый в бежевую балахонистую куртку «Агрессор» на подстежке, которую он полюбил за крепость и неприхотливость в носке.

Оружие положено было сдавать при входе на рынок — все и сдавали, — то, что не помещалось в карман или за поясом. Лена и Люда, не замечая происходящего, продолжали выбирать лук, азартно торгуясь с продавцом за каждую головку.

— Что вы, что вы, я без злого умысла… — зачастил двойник Иванова, — Мне только поговорить… Мне вас показали как уважаемых покупателей, может быть, вы что-то подскажете в нашем деле?

Ходить на рынок, и вообще выходить из Башни в одиночку уже прекратили, — слова Олега о «новом виде заработка» оказались пророческими: в Мувске и окрестностях пошел вал захватов заложников. Мало кто решался вторгаться в жилища выживших в городе жителей, — теперь все кучковались «по интересам», и в каждой такой кучке был, как правило, минимум один ствол. Но «нахлобучить» кого-нибудь одиночного, в городе, а потом стребовать выкуп, — это для многих казалось вполне безопасным. Появилась даже новая «профессия» — посредников в переговорах, в передаче заложника и выкупа — за процент от сделки, конечно же.

Новые профессии, вообще, появлялись одна за другой. Одной из самых престижных и доходных, хотя и весьма опасных, стала профессия «валютного маклера», как их называли по старой памяти; хотя меняли они не только и не столько валюту, бывшую «до того как», сколько различные современные «эрзац-деньги», бывшие, по сути, кредитными обязательствами на поставку какого-нибудь товара: «лещи» МувскРыбы, талоны Новой Администрации, талеры Администрации Районной, бензиновые «литры» и «канистры» севших на нефтебазы; вояки и близкие к ним вообще обходились без бумажек, предпочитая рассчитываться патронами ходовых калибров.

Таких дельцов периодически грабили, несмотря на мощную охрану, но они, как птица Феникс из пепла, возникали вновь и вновь.

Большим спросом пользовались умеющие починить ручные швейные машинки, или, что еще лучше, переделать машинки электрические на ручной привод.

Целый магазин на рынке предлагал теплую, зимнюю одежду, — причем большим спросом, как ни странно, пользовались теплейшие штаны и куртки, пошитые из толстых флисовых пледов.

Таким посредником и оказался подошедший к ним «еще один Иванов». То ли кто-то указал ему на Олега как кредитоспособного покупателя, сведущего в местных делах; и он просто хотел спросить совета; то ли кто-то все же срисовал в разговаривавшем с Ивановым «интеллигенте» Олега, но разговор сразу стал предметным.

Посредника, назвавшегося «Яковом Михайловичем» интересовало, не слышал ли уважаемый… эээ?… Как вас по имени-отчеству?… Так и не дождавшись ответа он продолжил: пропала машина из деревни Севрюгово. С картошкой, ну и со всякой всячиной. Трое вооруженных мужиков. Одного потом нашли… Ну, вы понимаете… А машина пропала. И картошка. И оружие. Ну да бог с ней, с машиной, картошкой и оружием, — вы же понимаете?… Но люди-то? Люди-то зачем? А у них там, в селе, семьи. Эта… Безудержно горюют. Ну и… Готовы поспособствовать возвращению кормильцев, вы же, надеюсь, понимаете?…

Разговор принял интересный оборот, и Олег, хлопнув по плечу Крыса

— Побудь с бабами, никуда не отходи, мы рядом!.. — отошел с Толиком и с Яковом Михайловичем «для предметного разговора».

Яков Михайлович, несмотря на свою затрапезную внешность, оказался человеком дельным, толковым, и понимал все с полуслова.

Конечно же, ни о каких пропавших, да еще с машиной, картошкой и оружием, мы не слышали… — Яков Михайлович понимающе кивал, и продолжал смотреть вопросительно. — Но можно поспрашивать, можно поспрашивать… — вы ведь, Яков Михайлович, надеюсь, понимаете?… Тот закатил глаза, всячески, всем видом давая понять, что он-то уж точно очень понимает всю сложность этого «поспрашивать», и, конечно, заинтересован в благоприятном результате… Вы же меня понимаете?…

С таким деловым человеком, явно уже не новичком в этих делах, столковались достаточно быстро. Назначили на завтра встречу для… — «Если будут результаты, конечно же, если удастся что-то узнать… Вы же понимаете?…» — для определения времени, даты, стоимости и так далее. Разговор сопровождался намеками, полунамеками, четвертьнамеками; сопровождался закатыванием глаз, потиранием рук и всяческими невербальными способами выразить свою приязнь к собеседнику и заинтересованность в благоприятном разрешении дела; из чего Олег потом, вспоминая и рассказывая дома, почему-то сделал парадоксальный вывод:

— Он, наверное, еврей. Или цыган. Или в прошлой жизни был лошадиным барышником. Или все это вместе!

Иванов был никчемным работником, в отличие от Кольки; и Олег был рад от него избавиться. Уже через неделю Иванов получил щедро оплаченную его родней возможность вновь обнять своих жену и дочек. Охоту к коммерции в городе, впрочем, его «приключение» отбило у него надежно и надолго.

Процедура обмена была обставлена в лучших традициях классики жанра: мост, машины, ощетинившиеся стволами как с той, так и с этой стороны; семенящий в метущей поземке Иванов навстречу мужику, — отцу Кольки; несущему «на обмен» неподъемный рюкзак с тщательно оговоренными ништяками…

— Вздумаешь бежать, или какой фортель выкинешь — и тебе, и всем там кранты! Ты ж меня, надеюсь, понимаешь?… — таким напутствием проводил его Толик, тыча стволом автомата под ребро. Общение с «лошадиным барышником, евреем, цыганом» не прошло даром.

А вот Кольку выкупать что-то не торопились. Отец через посредника отчаянно торговался, видимо, заверенный Ивановым, что Кольке «на новом месте» живется вполне сносно. Он почему-то больше всего напирал на то, что вместе с Колькой был взят автомат — огромная ценность по нашим временам, и потому, по-его выходило, Кольку нужно было отпустить почти что забесплатно. Переговоры продолжались каждую неделю, а Колька пока ударно вкалывал в Башне, то долбая перекрытия, то пиля половые плахи на дрова, то таская воду. Олег и Володя не могли нарадоваться на такого хваткого работника; палкой ему, в отличие от обуревшего Равшана, почти и не перепадало.

— Сменяем Кольку — впредь в плен будем брать только деревенских! — однажды брякнул Олег за обедом; и потом долго извинялся и объяснял Лене, что «он только пошутил» и «его не так поняли!»