Михаил Ахманов - Третья стража

Выли и рычали полосатые. Глеб уже привык к тому, что они подбираются к его ночлегу и лезут в заросли – но, к счастью, без успеха: бамбук рос плотно, и продраться сквозь него у полосатых не хватало сил. Их повадки скорее напоминали шакалов, а не волков – твари злобные и наглые, но трусоватые. Сейчас, судя по вою и визгу, кто-то давал им прикурить. Там лютовало крупное животное – бык не бык, но что-то в этом роде. В темноте, да еще за стеной стволов, цветов и листьев, Глеб ничего не мог разглядеть, но звуки слышались такие, словно зверь щедро одаривал полосатых пинками и тычками. Стая разбежалась, и животное, сопя и фыркая, начало кружить у зарослей. Потом сопение удалилось в сторону водопоя и, наконец, стихло. Утром Глеб обнаружил, что трава рядом с его убежищем потоптана, а кое-где и залита кровью. Очевидно, сражение было нешуточным.

Он направился берегом реки, вверх по течению. Таких рек он еще не видел – раз в десять шире родной Невы, эта местная Амазонка текла спокойно и величаво меж песчаных отмелей и густых высоких тростников, что росли на мелководье. Оазисы с похожими на зонтики деревьями ближе к потоку встречались чаще, толстокорые стволы стали совсем неохватными, а гроздья желтых плодов – гигантскими, почти в рост человека. Белки – или обезьяны этого мира – собирались тут тысячами, верещали, дрались, кидались плодами, дремали на прочных зеленых листьях. К пернатым, пестрым и разноцветным, добавились водоплавающие птицы, огромные, как стога сена, с длинными гибкими шеями и широченными клювами. Покачиваясь у берега, они то и дело резким движением опускали головы и что-то выхватывали из воды – водоросли или, возможно, рыбу. Саванна полнилась стадами травоядных, тут и там шныряли полосатые, большие безухие кролики трудолюбиво копались в земле, гудели над цветами пчелы, кто-то плескался в реке – должно быть, местные выдры или бобры. Изобилие жизни! – думал Глеб, оглядывая тростники, отмели, сверкавшую на солнце речную гладь и степных тварей. Планета походила на Землю, какой та была не в столь уж отдаленном прошлом, вслед за последним оледенением, когда люди еще не исчислялись миллиардами, не настроили дорог и мегаполисов, не пробурили шахты, не утеснили природу своими плантациями и полями. Чудесный мир! Солнце, вода и воздух совсем привычны, тяготение нормальное, и в сутках, как выяснил Глеб, двадцать пять с половиной часов. Рай, да и только! Парадиз!

Ближе к полудню, когда стало жарковато, он решил укрыться в тени деревьев-зонтиков и перекусить сладкими плодами. С этим проблем обычно не возникало – белки-обезьяны кидали их так, что только успевай поворачиваться. Глеб свернул к ближайшей роще, но, к его удивлению, там царили тишина и пустота. Плоды на месте, но ни белок, ни ящериц, ни колючих шипастых тварей, даже птицы не вьются над деревьями. Насторожившись, он опустил на землю канистру, воткнул перед собой копья и запалил факел. Это его и спасло.

С дерева спрыгнул зверь – кажется, он притаился на высоте пяти-шести метров, вцепившись когтями в кору. Не очень крупный – немного больше леопарда, но меньше льва. Лапы у него были короткие, мощные, шкура – бурой, что делало его почти незаметным на фоне стволов, и только вдоль хребта тянулась полоска седоватой шерсти. Плотное массивное тело, чудовищная башка и такая пасть с клыками, что любой тигр или лев позавидует… Мягко ступая и не сводя с Глеба темных глаз, зверь направился к добыче. Под его шкурой буграми перекатывались мышцы.

Это не полосатый, что-то посерьезнее, мелькнуло у Глеба в голове. Такая тварь украшала рукоять найденного им топорика и, очевидно, недаром – клыкастого здесь явно почитали и боялись. Бежать? Но хотя лапы зверя были коротковаты, Глеб не сомневался, что на стометровке тот его обставит. Догонит, вскочит на спину и разом перекусит шею… Нет, бежать нельзя, надо драться!

Впервые ему грозила в этом мире смертельная опасность. На какое-то мгновение деревянные копья, топорик и нож показались Глебу жалкими, чем-то вроде дубинки против слона. Однако был еще факел. Кажется, клыкастый опасался огня – во всяком случае, он не прыгнул, а стал обходить Глеба сбоку. Факел горел быстро. Вырвав из земли копье, Глеб метнул его изо всех сил, целясь зверю под лопатку. Деревянное острие пробило шкуру, уткнулось в кость, и хищник, коротко рыкнув, отбросил древко небрежным движением лапы. Когти у него были огромными, больше человеческого пальца.

Размахивая факелом, Глеб стиснул второе копье. Прыгнет, надо принять его на эту деревяшку, целиться справа, где сердце, билась мысль. Даст бог, древко не сломается… А если не выдержит… Взглянув на когти твари, он подумал, что зверь одним ударом может вскрыть грудную клетку. И этот клыкастый был сообразителен! Кажется, понимал, что факел долго гореть не будет. Глеба охватило ощущение, что от смерти его отделяют десять-пятнадцать секунд, пока огонь пугает зверя. Он попытался поджечь траву, но безуспешно – стебли были слишком сочными.

Факел погас, испустив последний дымный завиток, и в то же мгновение зверь взвился в воздух. Подставленное Глебом копье вонзилось ему в грудь, проникло на ладонь, но не добралось до сердца – клыкастый сломал его резким движением лапы. Оба противника покатились в траву; зверь в бешенстве выл и рычал, Глеб, бросив обломок древка, старался дотянуться до целых копий. Это ему удалось – он вскочил на ноги, сжимая по копью в каждой руке.

Его охватила ярость. Он не собирался умирать в этой дикой степи, в клыках чудовища, он обязан выжить, какие бы силы ни желали его смерти. Тем более, эта глыба мышц и костей!

Глядя в глаза зверя, уперев копья в землю, Глеб произнес:

– Сейчас я скажу тебе, что будет. Ты прыгнешь, наткнешься на копья, и хотя бы одно проткнет твое сердце. А если не проткнет, я раскрою тебе башку топором. Шкуру снимать не стану, не хочу возиться, но клыки выбью и повешу себе на шею. А твой труп останется здесь, и его сожрут полосатые.

Он почти кричал, и зверь попятился, будто удивленный громким звуком человеческого голоса. Глеб ждал, напрягая мышцы и стиснув челюсти. Потом рявкнул:

– Прыгай! Прыгай, тварь, и я с тобой покончу!

Внезапно земля сотряслась. Из-за деревьев, что торчали на опушке рощи, вылетело что-то черное, огромное, стремительное. Глеб не успел разглядеть этого нового участника схватки, как он уже был рядом и обрушил на клыкастого страшный удар копыт. Тот с ревом и визгом покатился в траву, подставив бурое брюхо. Медлить не стоило, и Глеб, отбросив одно копье и схватив другое обеими руками, воткнул его в живот хищника.

Но это еще не стало победой – с грозным рыком зверь поднялся. Копье вонзилось глубоко, его конец волочился по земле и мешал хищнику двигаться. Глаза зверя сверкали, он поводил башкой, словно соображая, кого терзать, на кого броситься первым.