Михаил Ахманов - Третья стража

В просторах саванны, в бурном кипении жизни, среди равнин, холмов, озер и рек, передвигались группы двуногих созданий, владеющих речью, огнем и примитивными орудиями. Они существовали в симбиозе с рядом животных, на других охотились, почти не возводили постоянных поселений и могли, хотя и медленно, преодолевать огромные расстояния. Они казались не очень многочисленными, но все же на обширном континенте обитали десятки групп и, возможно, обнаружить удалось не все – большая часть их сообществ находились в непрестанном движении. С помощью записей и эталонов, хранившихся в памяти корабля, специалисты подтвердили их идентичность с видом, который обитал на другом краю Галактики. Сходство бесспорное, но уровень технологии и социальная структура расы, подлежавшей, согласно имперским планам, уничтожению, были неизмеримо выше, чем у диких кочевников. Что, впрочем, не сулило дикарям долгих лет и будущего взлета к вершинам цивилизации – опасных и неугодных Империя выпалывала с корнем.

Пятый Коготь запросил мнение аналитиков на флагманском корабле. Переселенцы не найдены, но, возможно, они затаились среди дикарей?.. Кочуют с ними, охотятся, жгут костры, едят полусырое мясо, временами голодают, спят в жилищах из жердей и шкур… Отличить их было бы непросто, и наблюдения с орбиты для этого не подходили. Высадка и прямой контакт?.. Но для этого он нуждался в инструкциях Третьего Когтя.

Ему велели продолжить дистанционный поиск с помощью зондов. Внедрение переселенцев в племена дикарей казалось маловероятным, если учесть разницу культур, привычку к комфорту, изобильному питанию и оседлой жизни. Видимо, как считали аналитики, где-то на планете существует отдельная колония, устроенная так, чтобы не возникало пересечений и конфликтов с дикарями. Естественной преградой для них являлся океан, и значит, колонию нужно искать на островах. Скорее в южном полушарии, чем в северном – острова на юге были гораздо обширнее и плодороднее.

Пятый Коготь решил начать с самого крупного архипелага.

Днем племя двигалось в тишине, нарушаемой только плачем младенцев, скрипом повозок и фырканьем коней. День был временем трудов и забот: пастухи гнали стада быков и табуны лошадей, охотники уносились в степь, воины охраняли караван, подростки и молодые женщины правили фургонами, мастера, сидя на телегах, точили клинки, делали стрелы, чинили упряжь и занимались сотней других дел. Те, что полегче, доставались старым – шитье одежды, плетение корзин и ремешков из конского волоса, резьба по дереву и кости. Еще старики оглядывали степь, рощи, заросли бамбука, ручьи, холмы, овраги, смотрели и вспоминали место своего рождения. Рождением у керов считался не тот миг, когда дитя появляется из материнской утробы, а день, когда ребенок получает имя, что бывало по-разному, у кого-то в пять, а у кого-то в десять лет. Так что, совершив полное странствие по Кольцу, человек в преклонных годах все же мог припомнить, у какой речушки или холмика ему дали имя. Глеба это поражало, для него все ручьи и холмы выглядели одинаково, но керы различали сорок два оттенка травы, и каждый холм или овраг имел у них название. Неудивительно, если вспомнить, что странствия по Кольцу длились сотни лет – возможно, целую тысячу.

Вечер был временем отдыха и развлечений. Вечером стан гудел словно пчелиный улей – люди собирались у костров, жарили мясо, пекли лепешки, пели, танцевали, хвастались охотничьей добычей. С криком и гамом бегала ребятня, юноши метали копья в деревянные щиты, девушки подбадривали их одобрительными возгласами, молодые пары потихоньку удалялись в степь. Кто слушал рассказы стариков, кто наигрывал мелодии на свирели, кто варил похлебку, кто расшивал одежду цветными узорами, кто с нетерпением ждал темноты, чтобы уединиться в шатре и обнять милую. Люди Кольца были добрым веселым народом – конечно, если не становиться им поперек дороги.

Их этническое разнообразие поражало Глеба. Встречались среди них люди с молочно-белой кожей, рыжеволосые и синеглазые, обычно высокого роста, с мощными плечами и грудью, длинноногие и длиннорукие. Были такие, как Тори, более изящного сложения, с карими и черными глазами, брюнеты либо темные шатены; их лица и тела заставляли вспомнить о статуях Эллады и богах Олимпа. Очень смуглых, почти темнокожих, попадалось меньше, однако видел Глеб и таких, с черными курчавыми волосами и пухлыми губами. Если некие космические боги перенесли людей сюда, то казалось очевидным, что выбирали они представителей разных народов из района Средиземноморья и, возможно, из Африки. Кого именно? Дорийцев, ахейцев, иберов, филистимлян, нубийцев, древних египтян?.. Познания Глеба в этнической антропологии были скромными, и потому от выводов он воздержался. Но ему говорили, что в других племенах степей и лесов можно заметить то же самое: есть люди разного обличья, что не мешает им считать себя одним народом.

Со дня, когда керы переправились через большую реку, прошло недели три, и Глеб уже немного понимал их речь. «Кер» означало «Тот, Кто» или «Та, Кто» и являлось обязательной частью имени: Кер Итаха Унма – Тот, Кто Согнул Железо, Кер Лив Пахту – Та, Кто Рожает Сыновей. Имя не носило сакрального смысла, его давали за личные склонности, качества или умения; иногда первое имя, полученное в детстве, сохранялось на всю жизнь, иногда его меняли, если у мужчины или женщины вдруг проявлялся какой-то особый дар.

Что до Глеба, то его талант был уже известен всем: Тер Шадон Хаката – Тот, Кто Исцеляет Раны. Люди шли к нему и днем, и вечером, а особенно на долгих стоянках у менгиров, приводили детей, которых знахари керов лечили не всегда удачно. Глеб вправлял малышам сломанные кости, накладывал шины, возился с ожогами, с отдавленными пальцами и ранами от колючек; как-то вытащил из горла посиневшей крохотной девчушки тряпичную соску, став, по обычаю керов, ее вторым отцом. Такая честь требовала подарка, и он высыпал в ладонь матери красивые хорватские монетки с птицами, рыбками и медведями – для будущего ожерелья. Дважды к нему приносили охотников со страшными следами клыков и когтей тлем барга – у одного был распорот живот, у другого рука оторвана по локоть. Человека без руки он спас, перевязал сосуды, остановил кровь, но с растерзанной в клочья печенью ничего не мог поделать – до пересадки органов тут было еще далеко. Помочь удавалось не всем, но трудился Глеб с большой охотой – пожалуй, даже с воодушевлением. Теперь он точно знал, что у керов и, несомненно, у прочих номадов степи сердце слева, печень справа, и все остальное – где полагается. Они не вписывались в животный мир планеты, а значит, были пришельцами – такими же, как современники Глеба на острове в южном океане. Анатомический факт, ставший для него великой радостью! Кажется, Тори не сочиняла сказок, говоря о могущественных существах, что переселяют в этот мир людей с Земли, прошлых и нынешних ее обитателей.