Кирилл Тимченко - Сумерки человечества

Гуляй-поле, да и только.

- Ага, ты еще там предложи выборы атамана устроить, - пошутил я, услышав старое название единственной анархической республики в истории России, – будешь там батькой, а я при тебе Чапаевым. Там Петька среди вас не затесался?

- А что здесь делаешь? – прервал шутливый разговор Влад, постукивая пустым бокалом из-под пива по столу, - Неужели людей агитировать к вам переезжать?

- Нет, конечно, - смутился Андрей, - переманивать людей с места на место сейчас себе дороже. Сюда мы приехали за патронами и кое-какими товарами, сейчас жизненно необходимыми. А потом сразу обратно. Если все же надумаете к нам переезжать, то милости просим. Во дворе стоит наш грузовик. ВАЗ крытый, водителем там парень по имени Валентин, ему скажете, что от меня.

- А сколько еще стоять собираетесь? – словно невзначай спросил я, хотя в голове уже очень смутно вырисовывался второй путь возможного отхода. По меньшей мере, это неприлично, когда к тебе человек, тем более, друг, со всей душой, а ты собираешься его использовать. Я заставил замолчать набиравшую внутри обороты совесть, сам себе в очередной раз напомнив, что этот перевернувшийся с ног на голову мир других решений не признает.

- Пока не сторгуемся, - пожал плечами Андрей, - может день, может чуть больше, - о чем-то вспомнив, посмотрел на часы, - ребята, простите, но мне надо идти.

- Что случилось? – я тоже взглянул на часы, на которых стрелка ушла почти на полтора часа вперед с того момента, как мы распрощались с Николаем.

- Большой торг, - невыразительно ответил мой друг, хотя от этого словосочетания так и несло свистом плетей, выкрикиваемыми суммами жадных торговцев, плачем и стонами пленных людей, насильно лишенных свободы, дикостью и средневековьем. Мерзкое собрание еще более мерзких людей, почти сразу же забывших все, к чему стремилась человеческая цивилизация.

- Я с тобой, - неожиданного даже сам для себя сказал, поднимаясь со своего места, - Мне надо это видеть. Да и одного отпускать тебя не хочу.

- Зачем тебе эта гадость? – возмущенно спросила Света, окончательно отодвинув от себя графин водки. Влад почти сразу же пододвинул его к себе, налил рюмку и выпил ее одним глотком, после чего зажмурился и смачно вздохнул.

- Я тебе потом объясню, сейчас некогда, - наклонившись, я поцеловал еще в щеку и вышел, прежде чем она прийти в себя настолько, чтобы бурно выразить свое негодование. Кроме того, многострадальный графин с водкой все так же оставался слишком близко от ее руки.

Андрей уверенно шел сквозь толпу торговцев и посетителей, изредка оборачиваясь для того, чтобы убедится в том, что я продолжаю за ним следовать. Узкие коридоры больницы сейчас оказались даже слишком заполненными людьми, двигавшимися в одном направлении. Любопытство или жадность в глазах служили лучшими указателями их намерений. Как и мы, почти все они шли на Открывавшийся раз в неделю Большой Торг. Этот, как гласил один из развешенных вдоль стен транспарантов, был первым в череде еще очень многих. Многочисленные пленные или уже успевшие почувствовать тяжело ярмо рабства люди, в прошлом обыкновенные беженцы из городов или жители небольших деревень, схваченные во время налетов бандитов или более организованных отрядов наемников, должны были быть выставлены на продажу именно здесь. Живой товар преобладал над многими другими.

Для торга отвели приемное отделение на первом этаже одного из корпусов, максимально расширив помещение, снеся все возможные перегородки и вытащив всю мебель. Единственным сооружением осталась небольшая, не больше квадратного метра, деревянная платформа рядом с дверью в одно из подвальных помещений. Как я понял, именно в подвалах и держали всех невольников. Рядом, за загаженной трибуной с установленным микрофоном, стоял толстый и лысый кавказец с жутким шрамом через все лицо. Чья рука нанесла удар, скрыто в тайне веков, но из-за этого левый глаз нормально не закрывался. Казалось, что он на всех смотрит прищуренным взглядом, словно выбирая из товарного ряда. Чуть позади него стоял затянутый в черное охранник с автоматом, более человечного вида и обыкновенным скучающим лицом, в котором не читалось такой ненависти ко всему живому, как в изуродованном взгляде торговца.

Пока торги не начинались, но люди уже собрались, почти полностью забив помещение. Помещение заполнил тихий шелест страниц, шорох одежды и приглушенные разговоры между покупателями. Кое-кто тихо возмущался, что их заставляют ждать не смотря на то, что есть и другие дела. Оплату с собой, естественно, взять не было возможности, потому что деньги утратили вид купюр, когда можно было целое состояние носить в кармане, вернувшись к натуральному обмену. А ящики патронов или консервов занимали непозволительно много места. Главное, что в таком случае все твои богатства выставлялись напоказ. Оглянувшись, можно было убедиться, в толпе есть личности, способные воткнуть нож в спину любому человеку, лишь бы чуть разбогатеть за чужой счет. Каждый из заходивших в зал посетителей должен был расписаться в большой кожаной тетради, оставив свое имя и фамилию, и получив отдельный бланк, в который будут записаны все его покупки. На обратной стороне бланка на струйном принтере было отпечатано, что оплата будет произодиться в присутствии эмиссаров

Свободной Республики около машины покупателя. В случае попытки обмана в тексте туманно намекали на каким-то наказания. Держа по такой бумажке в руках, мы с Андрей вошли в душный зал, забитый народом. Не менее двухсот человек собрались в одной комнате, чуть слышно обсуждая возможные товары. Мой товарищ, чуть задержавшись перед такой плотностью толпы, начал бесцеремонно протискиваться вперед, поминутно извиняясь и толкаясь. Возмущенные его отношением, люди ругались и возмущенно матерились, но дорогу освобождали. Мне только и оставалось, как идти за ним, стараясь не отстать. До самой платформы добраться не получилось, от нее нас отрезали четыре человека в чалмах и пустынном камуфляже, с закинутыми за спину автоматами АК-47. У каждого автомата на прикладе были аккуратно вырезаны арабские иероглифы, залитые серебром. Перед ними спасовал даже Андрей, решив, что и так достаточно близко подошел.

Слева от меня оказался низенький и лысый мужичок с тремя подбородками, складками лежавшими на плотно застегнутом воротнике рубашки. Он нетерпеливо теребил в руке блокнот с приклеенным к нему бланком, поминутно поворачиваясь к стоявшему рядом с ним высокому и стройному охраннику. Каждый раз парню приходилось нагибаться, чтобы услышать тихий голос начальника с видом полной отрешенности от окружающего мира.

Справа, чуть не ложась на меня в тесноте, стоял рослый бородатый мужик в джинсовой безрукавке и волосатыми татуированными руками. Глаза даже в полумраке помещения были закрыты круглыми черными очками в металлической оправе, как у Бориса Гребенщикова. Кроме этого, с лидером известной группы больше ничего общего не было, но в голове я все равно обозвал его