Василий Горъ - Клинок его Величества

Хотя… нет, не промолчали: буквально через несколько ударов сердца, когда расстроенный собственными мыслями Касым открыл глаза, под правым передним копытом Идэгэ-шо дважды вспыхнула алая искорка костра.

«Условный сигнал! Все, как обещал сын Алоя!» — обрадовался Касым, вскинул над собой правую руку, и его воины послушно осадили коней.

Объяснять им что-либо не было никакой необходимости, поэтому шири, подняв кобылу в галоп, понесся к опушке леса…

…Лайши, выскользнувший из-за ствола векового дуба, был на голову выше своего названого брата, раза в полтора шире, и с ног до головы затянут в переливающуюся черным пламенем кольчугу. Однако двигался он так же легко и быстро, как лучшие из танцовщиц ерзидов.

— Касым-шири? — глядя на тысячника холодным, как северный ветер, взглядом, спросил он. И, увидев ответный кивок, удовлетворенно оскалился: — Долгих лет жизни тебе, воин…

— Остроты твоему взгляду, силы твоей деснице и мудрости твоему разуму, э-э-э… Марух, сын Нардара… — отозвался Касым. И спрыгнул на влажную от росы траву.

— Спокоен ли был твой путь, шири? — сделав шаг навстречу, спросил лайши. И протянул тысячнику широкую, как лопата, ладонь…

…Северянин знал об обычаях ерзидов ничуть не меньше, чем Гогнар, сын Алоя. Поэтому уже через пару десятков ударов сердца Касым принялся искать на его запястье алую подкову. И не нашел — воин, поддерживающий разговор как какой-нибудь старейшина, ерзидом пока не был. Что, в общем-то, было неважно — имея в побратимах единственного эрдэгэ Алван-берза, можно было просить Права Выбора в любой момент. И получить его даже без Поединка.

Правда, в таком случае новоиспеченный ерзид лишался самого главного — уважения в глазах будущих сородичей. А, значит, возможности получить звание ичитая, что в сложившейся ситуации было бы смерти подобно: несмотря на то, что, по словам Гогнара, сына Алоя, каждый из девяти будущих десятников был самым настоящим багатуром, для того, чтобы в это поверить, и Касыму, и его воинам требовалось зримое подтверждение. Поэтому, когда Марух, сын Нардара закончил интересоваться самочувствием родственников шири, перешел к делу и спросил, готовы ли прибывшие воины двигаться в Лайш-аран прямо сейчас, шири тяжело вздохнул и пожал плечами:

— Не знаю…

Требовать объяснений лайши не стал! Криво ухмыльнувшись, он щелкнул пальцами — и в предрассветном полумраке леса вдруг возникли темные силуэты его солдат.

Удержать руку, тянущуюся к сабле, оказалось безумно сложно: все до единого северяне, тенями скользящие к опушке, были как минимум на голову выше Касыма. А по ширине плеч превосходили его чуть ли не вдвое!

— Воины — как воины… — оценив пластику движений будущих десятников, пожал плечами Касым. — Но для того, чтобы им беспрекословно повиновались, требуется нечто большее…

— Согласен… — заявил лайши и кончиками пальцев погладил рукоять своего меча. — Тогда, прежде чем делить твоих воинов на десятки, стоит провести девять Поединков Выбора. Надеюсь, у тебя есть девять воинов, чье здоровье тебя не особенно беспокоит? Ручаюсь, после этих поединков недовольных тем, что ты назначишь моих воинов десятниками, не будет…

— Посмотрим… — шири поднес к губам правую руку, и, вложив в рот пальцы, дважды коротко свистнул…

…Решение Касыма-шири даровать право Выбора сразу девяти северянам вызвало волну недовольных перешептываний. Впрочем, после того, как тысячник назначил поединщиками тех, кто возмущался громче всех, в толпе воинов раздались приглушенные смешки. А Байзар, сын Шадрата, по праву считающийся одним из лучших бойцов Степи, подъехав к одному из них, ехидно поинтересовался:

— Ну что, Сахрет, ты готов доказать, что этим лайши не место среди настоящих ерзидов?

Сын Джамала раздраженно сжал кулаки и… промолчал. Резонно рассудив, что третья сабля рода Маалоев — это не тот человек, с которым стоит спорить.

Не дождавшись ответа на свой вопрос, Байзар презрительно сплюнул, спешился, набросил повод своего коня на ветку ближайшего дерева, отошел от опушки шагов на пятьдесят и демонстративно опустился на колени.

Через десяток ударов сердца рядом с ним сел его младший брат Ядрай, потом Жалгыз, сын Идраза, и будущий Круг Выбора начал обретать свои очертания…

«Сыновья Шадрата пойдут вместе со мной…» — решил Касым. Выждал несколько минут, и, покосившись на Тропу Выбора, образованную его воинами, сидящими с восточной стороны Круга, повернулся к северянам:

— Я, Касым, сын Шакрая, шири и Голос Алвана, сына Давтала, Великого берза из рода Надзир, спрашиваю вас, воины севера — готовы ли вы испытать себя в поединке с лучшими сынами Степи и принять предначертанное вам вашей Судьбой?

— Готовы! — слитно выдохнули лайши.

— Да свершится воля Субэдэ-бали! — повернувшись к Кругу лицом и вскинув над головой свою саблю, торжественно возвестил шири. — Ойра!

— Ойра-а-а!!! — отозвались его воины. И Степь застыла в благоговейном молчании…

…Сахрет, сын Джамала, был горд, как Атгиз, Сотрясатель Земли. И глуп, как ребенок, только что научившийся ходить: вместо того, чтобы сначала оценить скорость и силу своего противника, а потом атаковать, он сразу же бросился в атаку. И умер! Еще до того, как его сабля, метнувшаяся к шее северянина, проделала половину своего пути! Его дух, выскользнув через полуоткрытый рот, ушел во Тьму, а тело, познавшее остроту клинка Маруха, сына Нардара, медленно опустилось на траву и забилось в судорогах.

Длань Хелмасты коснулась чела ерзида так быстро, что даже Касым, ожидавший чего-то подобного, растерянно застыл. Остальные ерзиды — так вообще превратились в соляные столбы. И только Байзар, сын Шадрата, привыкший ценить воинские умения больше, чем названия родов, веско произнес:

— Субэдэ-бали сказал свое слово, шири! Этот воин достоин быть ерзидом и следовать за конем Алван-берза!

— Ойра!!! — согласился с ним Касым. И, запоздало вспомнив об обычаях, ударил себя кулаком в грудь: — Марух, сын Нардара! Я, Касым, сын Шакрая, шири и Голос Алвана, сына Давтала, Великого берза из рода Надзир, принимаю тебя в род! Пусть твоя сабля будет остра, рука — тверда, а дух несокрушим! Ойра!!!

— Ойра!!! — заорали воины, приветствуя родича-багатура…

…Кумыс, пролитый на погребальный курган Сахрета, сына Джамала, еще не впитался в землю, а воины рода Надзир, разбитые на девять отрядов, уже знакомились со своими ичитаями, не проигравшими ни одного боя. Как и предсказывал Марух, сын Нардара, недовольных среди ерзидов не было — даже те, кто был отмечен дыханием Хелмасты, восторженно пожирали взглядом своих десятников. И, судя по выражениям лиц, предвкушали победы, которые можно одержать под предводительством девяти багатуров.