Олег Никитин - Черный Шаман

Ирвин в течение секунды смотрел на сержантскую кисть, размышляя, стоит ли идти на примирение, наконец, решился и крепко пожал.

– Ну, и от тебя иногда бывает кое-какая польза, – сказал он. – Например, новый анекдот можно услышать.

– И порой даже не один! Рассказывать?

– Ага. Только давай уговоримся, чувак. Чтоб без тувлюхов, мавротопцев и вообще без аборигенов. Надоело, что мои новолиберийские братья в анекдотах постоянно идиотами выглядят. Наверное, у вас, русских, имеются какие-нибудь свои приколы?

– До хрена! Просто до чертовой матери, брат! Вот, например, этот. Идут, значит, по тайге три коренных сибиряка: тувлюх, мавротопец и таха...

Спустя четверть часа медленного продвижения вдоль реки Люсьен угодил в глубокую яму – очевидно, бывший омут. Под наслоением грязи, ветвей и мусора определить опасный участок не представлялось возможным. Вдобавок LSn-01.2 не слишком серьезно следил за дорогой – он внимательно прислушивался к тому непостижимому созданию, что все быстрее зрело в его груди.

Принимая максимум предосторожности, андроид вытянул тело из ловушки и попытался продолжить движение, однако конечности отказались служить. Видимо, без дозы целительного вещества, которое он перестал употреблять, его органы и системы потеряли возможность функционировать достаточно долго.

LSn-01.2 под действием сил гравитации медленно опустился на колени и принял позу зародыша, пытаясь уловить директивы от «бутыли». Он безропотно принял бы смерть, если бы последовало такое указание. Но эмбрион молчал. Впрочем, Люсьен уже никуда не спешил. Длительное пребывание вдали от диверсантов пагубно влияло на оперативную память андроида. Боевое задание еще не успело полностью стереться из нее, но уже приобрело самый низкий приоритет.

Спустя два часа пребывания в коме LSn-01.2 отчетливо понял, что должен использовать десять миллилитров ртутной жидкости, чтобы обрести подвижность. Создание вновь жертвовало своей плотью ради него. В этот раз не бесплатно. Плата была страшна, но закономерна. Люсьену следовало найти подходящего человека, умертвить и как можно скорей поместить содержимое сосуда в труп. Период вынашивания закончился, пришла пора рождения младенца.

Оперируя сохранившей слабую подвижность рукой, Люсьен извлек «бутыль» из груди.

Временная база ОАТ встретила диверсантов неожиданным безлюдьем. Внутри хибары находилось всего несколько десятков человек – определенно меньше сотни. Воины ковырялись в консервах, без особенного азарта метали игральные кости или лежали на полу, равнодушные ко всему на свете.

Некоторое оживление наблюдалось лишь возле штабной загородки. Там раздавали продукты и денежное содержание возвратившимся из дневной разведки бойцам.

– Обалдеть, как быстро редеет воинство, – шепнул Вадим. – Разбегаются солдатики. Уже и повышенное жалование не держит.

Он покрутил головой в поисках Зейлы, по которой даже успел соскучиться. Девушки нигде не было. В груди у сержанта зашевелилась тревога. Неужто и она сделала ноги? Без него... Ну и стерва!

– Еще бы им не разбегаться, – отозвался Ирвин. – Посмотрели, наверное, как укреплен президентский дворец, вот и навалили в штаны. А сейчас по бабам подались – дерьмо отстирывать. И правильно. Кому охота на пулеметы и колючую проволоку лезть?

– Кое-кому, видать, охота. Не все еще драпанули.

– Чувак, ты на их хари взгляни! Урод на уроде. Тут только висельники остались, которые из-за денег в армию вступили, да самые безмозглые таха. Ну, еще фанатики.

– А мы с тобой кто?

– Неудачники, ясен перец.

– Брось. Мы – герои, верные долгу и приказу.

– То есть дебилы, – нашел унизительный, но максимально верный синоним Ирвин.

На том дискуссия прервалась. Они достигли штабной ширмы с морскими звездами и русалками, поэтому болтливые языки следовало прикусить.

Прежде чем доложить командованию о блестяще выполненном задании, разведчики свернули к капралу Цаво. Ведь именно он по традиции выступал в роли кормильца и кассира рядового состава ОАТ. А солдат, забывший о пайке и жалованье – не солдат вовсе, а шпак в военной форме.

Цаво сидел за столом, составленным из картонных коробок с тушенкой, и важно перелистывал потрепанный гроссбух. Рядом на корточках пристроился Квакваса. По своей гнусной привычке подлизываться к влиятельным людям он без передышки шутил и делал каптенармусу комплименты. То льстиво восхвалял его ум, то храбрость, а то и красоту. Большинство здравиц сильно напоминали любезности гомосексуалиста, «клеящего» нового дружка. Цаво, однако, принимал комплименты как должное.

Увидев Косинцева и Хэмпстеда, Квакваса замолчал, враждебно скривился и отвернулся.

«Ну почему патрули киафу этого вонючего клопа не задержали?! – расстроился Вадим. – А еще он мог бы с управлением джипа не справиться и въехать на полной скорости во что-нибудь огнеопасное. Положим, в цистерну с бензином. Чтобы “Бах!” – и оба с полковником Забзугу отправились гостить к Номмо. Те, поди-ка, любят копченое негритянское мясо на ребрышках».

Увы, все это были только мечты.

Следующее разочарование преподнес разговор с каптенармусом. Ни денег, ни еды друзья от него не получили. Продолжая мусолить амбарную книгу, Цаво сообщил, что имеет приказ первым делом направить разведчиков к Мвимба-Хонго. Дескать, командарм сам решит вопрос об их вознаграждении.

Ирвин в запале попробовал качнуть права, да только ни черта из этого не получилось. Цаво сварливо поинтересовался, понятна ли рядовому Чьянгугу разница между испорченной и свежей тушенкой? А между «заберите ваши денежки, рядовой Чьянгугу» и «выдача жалования прекращена до утра»? Если понятна, то какого Насра рядовой Чьянгугу выступает? Лучше бы брал пример с ефрейтора Онибабо, который терпеливо и без суеты ждет своей очереди. И, стало быть, получит все, что ему причитается.

– Подходи, Онибабо! – приветливо поманил его капрал.

Тот, однако, гордо отказался как от консервов, так и от метикалов.

– Не сейчас. Вот увидишь, после моего доклада великому командарму тебе придется выдать мне капральское жалование, – проорал ефрейтор. – А то и офицерское!

Цаво с доброй улыбкой покрутил пальцем у виска. Видимо, на веку каптенармуса еще не было случая, чтоб кому-то вручали лишние деньги. Квакваса тут же подобострастно захихикал и повалился с корточек на задницу. От радости он даже принялся стучать ладошкой по полу. Впрочем, заткнулся исключительно быстро. Проходя мимо весельчака, Вадим ненароком наступил ему на запястье. Тут же выяснилось, что титановая пластина в подошве армейского ботинка плюс девяносто килограммов живого мяса – превосходное сочетание для кастрации фальшивого веселья. Да и натурального, пожалуй.