Олег Никитин - Черный Шаман

На песке возле костра лежала кучка сухих веток, было разбросано множество мелких косточек вроде рыбьих и останки беспозвоночных. Надкрылья жуков, головки личинок и давленые черви.

Одуряюще пахло жареным мясом. Чуть в стороне, на расстеленных широких листьях лопуха лежали длинные прутики с нанизанными на них змеями. Змеи были мелкие, видимо подростки. От этих пресмыкающихся и распространялся дивный шашлычный дух. Из разрезов в длинных телах торчали освобожденные от жестких панцирей жуки, жирные личинки без голов и аппетитно подрумяненные червяки.

– Хухум-ржа?! – дружно выдохнули диверсанты. После чего переглянулись, поморщили носы и вновь сделали вид, что незнакомы.

– Хухум-ржа, – распевно промурлыкал Онибабо, невольно отвечая на вопрос, которого даже не слышал. Так мурлычут мамочки над любимыми чадами, механики над своими машинами и гурманы над деликатесами.

В слабых отсветах огня стало видно, что его губы, руки и даже пистолет обильно вымазаны жиром. Очевидно, ефрейтор во время дневной разведки наткнулся на гнездовье хухум. Удержаться от того, чтобы приготовить на костре вожделенное для всякого истинного таха блюдо, было выше его сил. Желание набить утробу змеиным мясом с добавлением ползающих и летающих специй перевесило даже чувство долга перед народом и великим командармом. Впрочем, в отличие от беспечных диверсантов, осторожности и наблюдательности Онибабо не утратил даже за пиршеством. Ведь это он сообразил подкрасться и арестовать предателей, а не наоборот.

Не спуская Вадима и Ирвина с мушки, Онибабо начал свободной рукой заворачивать хухум-ржу в листья и переправлять истекающие жиром колбаски в карманы. Управившись с этим непростым делом, ефрейтор удовлетворенно прищурился. Вытер ладонь о штанину, пощелкал пальцами, привлекая внимание пленников.

– Теперь двигайте направо. Видите, вдалеке торчит башня головидения?

– Нет, – опять одновременно сказали разведчики.

Видеть-то они видели, башня штука заметная, тем более с прожекторами на макушке. Ее не сумели закрыть даже глухие стены заброшенных бараков. А возражали ООНовцы из чувства противоречия – очень уж противно ощущать себя болванами, застигнутыми врасплох.

Зря старались: заткнувший уши негр все равно их не расслышал.

– Да, – закивал он, – правильно, с огнями на шпиле! Она самая. Пока держите направление на нее. Когда дойдем до первых домов, в город не углубляйтесь, а сворачивайте опять налево. Там будут деревянный тротуар и фонари. Когда достигнем нужной улицы, скажу. Все, марш!

Онибабо отпустил диверсантов на десяток шагов и двинулся следом. Вскоре послышалось громкое чавканье, сопровождаемое счастливыми возгласами. Проклятый тостяк возобновил поглощение легендарного блюда.

– Это надо же, как жрет заразительно, боров холощеный, – пробурчал Вадим.

Ирвин усмехнулся, но быстро опомнился. Смеяться над шутками шкуры-сержанта, пообещавшего отдать под трибунал, было ниже его достоинства.

– Эх, и почему я не абориген? – продолжал бормотать Косинцев, косясь на американца.

Он уже жалел, что погорячился, приказав тому обязательно шлепнуть Шамана. Ясно же, что дело это невозможное. Однако признавать свою ошибку перед подчиненным – дурной тон и тяжкий удар по авторитету командира. Лучше попытаться вернуть дружеское расположение другим способом.

Вадим подсвистнул:

– Эй, янки, да ведь ты у нас таха. Попроси у землячка пару копченых гусениц. Авось угостит. Или тушеного навозного жука. Прикинь, солдат, высосешь ему брюшко, схрупаешь головогрудь... Объедение, наверно. Что зафыркал? Слюнки побежали?

– Я с вами не разговариваю, господин сержант. Сэр.

– Иди ты! Что, правда?

– Так точно, сэр. Правда, сэр. Не разговариваю, сэр.

– Ну и на здоровье. Тогда я с Онибабо поболтаю. Эй, ефрейтор, хочешь анекдот? Хороший, смешной, про тувлюхов. Что молчишь, будто дерьма в рот набрал? – Вадим обернулся и захохотал: – А-а-а, так оно и есть!

Он подмигнул Ирвину, мотнул головой назад. Тот покосился на Онибабо и тоже прыснул. Троица как раз успела миновать безлюдные трущобы и приблизиться к первому городскому фонарю. Тот оказался неожиданно ярким, с широким углом охвата. Наверное, еще первые цивилизаторы-земляне ставили. Говорила же Зейла, что где-то здесь находился выход главного дагонского А-канала.

В белом, немигающем свете развеселившая Вадима картинка была видна до мельчайших подробностей. Щеки у конвоира раздулись, изо рта торчал мотающийся змеиный хвост и клочки лопуха. Челюсти энергично двигались, а по подбородку стекали зеленые от растительного или жучиного сока слюни. Заметив, что за ним наблюдают, ефрейтор поспешно втянул в пасть остатки хухум-ржи и неразборчиво что-то забубнил, помахивая пистолетом. Кажется, велел смотреть вперед.

– Ладно, ладно, – сказал ему примирительно Вадим, после чего снова обратился к Ирвину: – Слышь, брат, как считаешь, командование ОАТ сильно обрадуется, когда узнает о злостном нарушении субординации?

– Что ты имеешь в виду?.. – хлопнул глазами Хэмпстед. И после короткой паузы нерешительно добавил: – Сэр?

– Ну, ты прямо какой-то заторможенный. Посуди сам: великий командарм таха и его верный начальник штаба уж которые сутки сидят на сухом пайке да бананах. Буквально зарабатывают язву желудка. А этот пузатый скот тайком – тайком, брат! – пожирает свеженькую, с пыла с жара хухум-ржу. И делиться ни с кем из боссов явно не намерен. Смотри, как торопится, подъедает остатки.

Губы Ирвина искривила зловещая ухмылка.

– Предлагаешь заложить головозадого?

– Выбирай выражения, воин! – притворно возмутился Косинцев. – Что значит заложить? Выполняя воинский долг, доложить по команде. Так мол и так, отвратительно чревоугодничал, чем уронил достоинство ефрейтора ОАТ...

– ...На глазах ошеломленного и возмущенного гражданского населения.

– Чем вызвал ненависть простых киафу! Соображаешь! – похвалил Вадим. – Все-таки не зря вы, янки, пятьсот лет без остановки друг друга по судам таскаете. У вас, наверное, уже в крови умение придумывать всякие такие крючки и подлянки. – Последнее слово он произнес по-русски, не отыскав в своем словаре французского аналога.

– Во-первых, поправлю тебя в терминах. Что еще за «крючки»? Что за «podli’anki»? Мы называем это отягчающими обстоятельствами. А во-вторых, я ничего не придумывал, поскольку имеется ровно два надежных свидетеля. Не родственники, не деловые партнеры, которым был бы выгоден сговор... ну и так далее. Косинцев и Хэмпстед. Так, чувак?

Вадим согласно кивнул. Восхищенно покачав головой, он протянул американцу ладонь для рукопожатия:

– Ну, гигант! Дьявол, как удачно, парень, что ты на моей стороне!