Олег Силин - Баллада о байкере

Философия райда. Человек на дороге прежде всего обычный человек, а не орк или преступник. Стрелять первым нельзя, только действовать в ответ на насилие.

Конечно, из-за такого подхода погибло немало хороших ребят. Но теперь у байкеров нет репутации безжалостных убийц, раскатывающих по дорогам. Хотя после войны именно такое поведение безбашенных отморозков формировало образ всадников на железных конях.

Аристархов и его товарищи в конце концов вбили философию ответного удара на уровень рефлексов. Хороший райд прежде всего не подставляется и быстро реагирует в случае опасности.

Колдобина выбила из головы мысли о вечном. Я подключил связь с «Фрайтлайнером», осведомился, все ли у них в порядке. После звонка Ганнибала на душе стало как-то спокойнее. Не в первый раз попадается странный груз и нечистые на руку заказчики. По большому счету, дело даже обычное. Переживем. Искать ответ на вопрос «За что?» бессмысленно. Какая разница, почему немцы не желают оставлять свидетелей, лишь бы нервы у них не сдали и в спину они не начали палить. Со всем остальным разберемся.

«Вряд ли они избавятся от нас на людной заправке», – думал я, наблюдая за манипуляциями Дитриха с моторочным краном.

«Вряд ли они сделают что-то в закусочной», – думал я, жуя бутерброд второй свежести, купленный в придорожной забегаловке.

Сыр отдавал плесенью, запах упорно навевал мысли о матери-сырой земле и уютном одноместном домике в ее покрове.

«Вот на этом поворотике было бы удобно…» – но «Фрайт» все так же трудолюбиво урчал за спиной, а ствол, торчащий из окна, по-прежнему смотрел в сторону опушки.

Быть может, Ингвар ошибся? Разговор ему пригрезился в бреду, подсознание выдало причину беспокойства, сознание додумало все остальное. Позвонить в Вологду, переспросить? Бессмысленно, Ингвар ничего нового не вспомнит. Просто будем ехать. Тем более дорога ухудшается с каждым километром. Тут не застрять бы.

…К вечеру, когда руки уже сводило от усталости, показался указатель «Каргополь». Вслед за официальным дорожным указателем появился еще один щит: «Вы въезжаете в Каргополь. Население 6311 человек». Метров через триста от него на обочине устроился здоровенный кентавр в мундире. Надо понимать – символ города или что-то подобное. В руках он держал очередной щит с надписью: «Каргополь – центр северной игрушки». Мэр города, видимо, проходил стажировку где-то в Американских Штатах, там подобные указатели в ходу. Сам не был, но заметка попадалась на глаза.

Информационные щиты встретились еще трижды, рассказывая о древних достопримечательностях, успехах здешней хоккейной команды юниоров – где же они тренируются? – и какой-то местной социальной программе. Все бы хорошо, только трасса Р1 постепенно превращалась в болото, и если «Ява» Юстиниана чувствовала себя вполне сносно, то мой японец и Леркин американец начинали захлебываться и недовольно рычать.

– Змей, прием.

– Слушаю, Оттмар.

– Тут есть терминал?

– Нет.

– В таком случае найдите дорогу на улицу Гордеева, дом одиннадцать. Там ожидают груз. Быть может, там и остановимся на ночь.

– Да, понял.

Поплутав по раздолбанным улочкам и слегка пугнув местных жителей, наш конвой затормозил около высокого, некогда зеленого забора, за которым виднелась крыша дома. На мгновение я ощутил дежавю: вот примерно так же покойный Казак грохотал кулаком по воротам в глуши Брянской области.

На той стороне железно зашуршало, калитка отворилась по всем канонам – потихоньку, из нее выглянул мужичок. Тоже архетипичный, сволочь: с сероватой щетиной на впалых щеках, настороженным взглядом и в шапке-ушанке.

– Кто здесь?

– Райцингер и Шолль, – отрекомендовался Оттмар. – С вами должны были связаться.

– Кто? Когда?

– Вам груз.

– Мне? Не, никакого груза мне… ах, груз?! Цто ж вы сразу-то не сказали? Проходите, проходите.

Мужик сильно «окал» и прицокивал, чем изрядно насмешил Юстиниана.

– Ты что, в Вологде этого выговора не приметил?

– Неа. Да и забавнее тут.

Дитрих вышел из калитки, махнул, мол, подойдите. Открыл прицеп, лично вытащил два ящика, вручил мне и Юсу. Мы потащили их во двор, где обнаружился одноэтажный дом с перекосившимися окнами и кривым деревянным крыльцом. Из густой травы росла поленница, там же стояли кряжистый стол и две лавки. Справа тянулся деревянный сарай, к нему был пристроен еще один домик. Язык не поворачивался назвать его гордым словом «гостевой». Видимо, его построили, чтобы наскоро отселить молодую семью, или по схожему поводу.

Мы зашли в сени. Из дома раздавалось оканье:

– А грузовик вы можете на улице оставить, тут места тихие. Мотоциклы тоже, а хоть и во двор.

– Эй, хозяин, куда ящики девать? – крикнул я.

В дверях показалась ушанка.

– От тут и оставьте. Только не на пол, повыше, а то погрызть могут.

– Поесть бы, – встрял Юс.

– Это сейцас, – шапка исчезла и через минуту появилась снова. – Берите.

Я оторопело принял бутыль с мутной жидкостью и краюху землистого хлеба. Классный ужин. Интересно, здесь магазины еще работают? Время-то позднее.

Мы вышли во двор. Там переминалась с ноги на ногу Дэйзи.

– Самогон зачем?

– Комплексный ужин. Местная кухня, – усмехнулся Юстиниан. – Пойдем байки затаскивать.

Ворота не открывались, но калитка оказалась достаточно широкой, чтобы с пыхтением и помощью такой-то матери завести мотоциклы во двор. Не оставлю я свой «Кавасаки» на улице, и так уже несколько человек там стоят и таращатся. Издержки небольшого города.

Итак, уже вечер, а мы все еще живы. Быть может, Ингвар ошибся?

– Змей, – Дэйзи присела на край лавки, – давай все-таки найдем хоть какую-нибудь гостиницу. Уж очень тут неуютно… во всех смыслах.

– Можно бы, – признал я. – Но где гарантия, что немцы завтра не смоются в Плесецк или Архангельск, подвесив наш контракт? С невыполненным обязательством мы потом ни одного конвоя не найдем.

– Так что же, сидеть тут и ждать, когда нас зарежут?

– Ждать не будем, примем меры. Юс!

– Чего? – Сашка оторвался от вдумчивого изучения куска хлеба.

– Датчики с тобой?

– Обижаешь. Конечно.

– Вот ими и воспользуемся. Хлеб съедобен?

– Кхм… Не знаю. И проверять как-то не хочется.

Из дома вышел Шолль.

– Змей, – он бросил ключ. – Вы ночуете вон в том здании. До завтра.

Немец развернулся и скрылся в сенях.

– Здании. Это он хорошо сказал. Не обидел халабуду.

Я отпер дверь. Из домика пахнуло спертыми ароматами сырой постели и старых вещей. Небольшая комната, в которую поместился шкаф с рухлядью вместо антресолей, вусмерть заставленный посудой стол, тумбочка, полки со слабоопознаваемым содержимым и широкая кровать. На полу в беспорядке валялись какие-то тюки, несколько пар резиновых сапог, колесо и здоровый цинковый ушат. Юс пощелкал выключателем.