Илья Бердников - Ставка на Проходимца

Я осторожно заглянул во вторую дверь помещения, ведущую в довольно узкий коридор. Пусто. Тихо. Темно.

И почему-то неуютно.

Меня выручали только тактические очки, но и они не могли заглянуть в проемы многочисленных дверей, расположенных вдоль коридора в самом противном варианте: одна напротив другой. Противном, потому что, когда я буду осматривать одну дверь, из другой мне в спину может броситься какая-нибудь тварь, которая вполне могла забрести сюда с улицы за минувшие сутки, или — что тоже неприятно — мог раздаться выстрел. И тем не менее, нужно было начинать осмотр, так как костюмы, уже однажды предавшие нас с Саньком и загнавшие в нашу кровь какой-то парализующий раствор, я надевать не решался. Я осмотрел пистолет, поменял обойму на запасную, которую достал из кармашка на кобуре — мне хотелось, чтобы я мог произвести как можно больше выстрелов при необходимости, — и тронулся вдоль коридора, вытаращив глаза так, что они чуть не касались желтых стекол очков. Мне только приходилось удивляться, как мои нервы до сих пор не сдали от такого напряжения: заглядывать в каждый дверной проем, краем глаза пытаясь рассмотреть любое шевеление в коридоре и каждую секунду ожидая, что из противоположной двери выскочат здоровенные клешни. Я старался производить как можно меньше шума, но при этом так вертел головой и рукой с пистолетом, что суставы и позвонки трещали не менее оглушительно, чем буханье сердца. Я заметил, что по правой стене коридора идут царапины, схожие с теми, что зияли на косяках двери, ведущей в гараж, и это также не могло прибавить мне исследовательского пыла.

Первая дверь оказалась запертой. Дверь напротив — выходила на какую-то лестничную площадку: ступеньки уходили вверх и вниз, теряясь в темноте, и я предусмотрительно прикрыл эту дверь, оставляя исследование лестниц и других этажей на потом и желая, чтобы хоть звук открываемой двери предупредил меня, если кто-то попытается через нее выйти. Следующая пара дверей меня так же мало порадовала: одна вела в какую-то подсобку, забитую разным металлическим хламом, вторая была открыта, но я с содроганием отметил, что борозды, идущие по стене коридора, заканчиваются именно на ней, и даже можно было различить царапины на косяке. В этой довольно большой комнате царил полный хаос: какая-то перевернутая мебель, что-то похожее на двухъярусные кровати, потолок наполовину обрушен: здоровенная плита потолочного перекрытия, упав наискось, скрывала от меня остальную часть помещения, в котором словно разорвались несколько фугасных снарядов. Тем не менее ни огня, ни запаха гари, ни темных пятен — последствий пожара… Все это вызывало стойкие подозрения, и я вполне мог представить, как какой-нибудь огромный жучара заполз и сотворил там полный погром, а теперь затаился вне зоны видимости и поджидает, когда доверчивый человечишка заглянет к нему в гости. Я-то, конечно, был человеком, но — отнюдь не доверчивым. И входить в эту разгромленную комнату я не собирался. По крайней мере пока у меня не будет в руках что-нибудь посерьезнее, чем пистолет небольшого калибра, пусть даже и автоматический. Я, не спуская глаз с двери, прошел боком дальше и оказался у массивных створок, чем-то напоминавших двери обыкновенного земного лифта. Только в лифтах не бывает створок из толстой стали.

Эти створки несли на себе следы явно не фабричной сборки: наплывы от сварки, грубые стыки. По-видимому, дверная коробка была вставлена вместо прежней, обыкновенной, которую, судя по повреждениям стен, варварски выломали из бетона. Никаких ручек, кнопок или замочных скважин я не заметил: только полоса металла шириной и длиной в ладонь, расположенная на одной из створок, была словно отполирована частыми прикосновениями. Я немного постоял, колеблясь, потом осторожно протянул руку, ладонью вперед, снова замер, не решаясь прикоснуться к пластине, подозревая какую-нибудь ловушку вроде удара током…

Шум, раздавшийся из оставленной позади разгромленной комнаты, странное ритмическое постукивание… что-то осыпалось, шурша тихой струйкой…

Я резко приложил руку к пластине, за дверьми щелкнуло, створки дернулись и разошлись в стороны. Я зажмурился от яркого света, ударившего в глаза, и только несколько секунд спустя увидел ствол массивного ружья, направленный мне прямо в солнечное сплетение.

Приехали.

— Полтора часа сна, после чего хороший обед — и ты будешь как новенький!

Я с некоторым недоверием рассматривал этого тщедушного, преклонных лет человечка с загорелым узким лицом и пронзительно-синими глазами, который минуту назад, когда я вошел в распахнувшиеся створки металлической двери, встретил меня наставленным в упор стволом крупного калибра, а сейчас, отложив оружие в сторону, шустро раскатывал на инвалидной коляске по уставленной всякой мебельной и технической всячиной комнате.

— Главное, тебе нужно принять душ и переодеться, — деловито-заботливо сообщил человечек мне и, подкатив к какому-то пластиковому боксу солидных размеров, отвел в сторону полупрозрачную дверцу. — Прошу в личную мойку господина Браха! Только Брах уже вряд ли омоет в ней свои объемные телеса… Да не стой у дверей, раздевайся и — в душ!

Я осторожно заглянул внутрь бокса. На камеру пыток он был мало похож, действительно: душевая кабинка. К слову: довольно-таки уютная и, похоже, неплохо оборудованная. Хотя нацисты в концлагерях тоже могли в душевые подать либо воду, либо — смертельный газ.

Человечек, заметив мои колебания, усмехнулся и протянул ствол, которым до этого угрожал:

— Возьми с собой, если боишься.

Я взял оружие, похожее на обрез дробовика с магазином, пожал плечами.

— От возможного удара током и прочих ловушек меня это не спасет, верно?

— Если бы я хотел от тебя избавиться, — хмыкнул человечек, — я бы уже это сделал.

Он протянул мне тонкую сухую кисть:

— Петер Жипка, в прошлом — член национального королевского географического общества, потом — раб господина Браха, в настоящем — находящийся в неопределенности инвалид, страстно желающий выбраться из этого проклятого города и не менее проклятого мира.

Я, пошевелив мозгами, пожал его ладонь, оказавшуюся неожиданно твердой, и протянул обратно оружие.

— Алексей Мызин, в прошлом — офисный работник, в настоящем — находящийся в неопределенности Проходимец.

Человечек широко распахнул свои небесно-синие глаза:

— Проходимец?! Да тебя, милый мой, мне Бог послал!

Через десять-пятнадцать минут, отмытый, согретый и одетый в поношенный, но чистый и просторный комбинезон, я пил какой-то местный чай и слушал трескотню Петера Жипки, рот которого не закрывался ни на секунду. Несмотря на невероятную болтливость, маленький инвалид был довольно шустрым созданием и хорошо знал свое дело: я, проглотив по его настоянию несколько таблеток стимулятора, чувствовал себя не в пример лучше. Ожоги на кистях рук были обработаны обезболивающей мазью и покрыты какой-то бактерицидной пленкой. К моей шее Жипка прилепил парочку толстых пластырей, объяснив, что они должны постепенно подавать в организм различные полезные вещества. Что ж, я не возражал против такой заботы. Вот только бы умерить немного громкость Жипкиного скрипучего голоса…