Адриан Чайковски - Чернь и золото

— Пошел вон! — рявкнул Ультер и совсем другим тоном сказал: — Этот парень поведал мне странную вещь, друг мой.

— В самом деле? — ответил Тальрик, готовясь к самому трудному.

— Он говорит, что мою бабочку-танцовщицу забрали из ее комнаты… и никто не знает, куда она делась.

— Ну, положим, кое-кто знает. Это я приказал.

— Вы, стало быть, — перевел дыхание губернатор. — Не слишком ли смело? И по какой причине, позвольте спросить?

— Она великолепный образчик, в этом вы правы — и может быть мне полезна на западе. Вы же знаете, Рекеф никакими средствами не гнушается. Она способна изменить в нашу пользу достаточно щекотливое положение, которое создалось в Геллероне, вот я ее и реквизировал.

— Реквизировали? — улыбнулся превосходно владеющий собой Ультер. — А вы не забыли, что губернатор здесь я? Мы старые друзья, это так, но по какому праву вы реквизируете у меня мою собственность?

— Я не только капитан имперской армии, но и майор Рекефа. На западе я исполняю его задание.

— Я знаю, где вы служите, гром и молния. Сам вас туда наладил.

— Тогда вы должны понимать. Нужды Империи, губернатор, превыше личных.

— Но я еще даже… — взмахнул мясистыми ручищами Ультер.

«Не переспал с ней», — мысленно завершил Тальрик.

— Извините, губернатор, — сказал он вслух деловым, немного скучающим тоном, — но вы сами понимаете, что она уникальна. Завоевать сердца и умы геллеронцев не менее важно, чем взять их город, для этого она и нужна.

Ультер смотрел на него так, будто его старый приятель превратился в гадюку — каковой тот, по сути, и был.

— Я вас больше не узнаю.

— Так ведь и лет немало прошло. — Тальрик встретил его взгляд, не дрогнув. — Вы не обидитесь на Империю за такую мелочь, ведь верно?

— Нисколько, майор , — улыбнулся одними губами Ультер, — хотя вы могли бы сначала спросить меня. Не скажете ли, когда мне ее возвратят?

— Возвратят? Затрудняюсь ответить… впрочем, к концу операции она будет знать больше, чем это полезно рабыне. Мы все должны чем-то жертвовать ради Империи.

— Истинно так, майор. — Ультер, продолжая улыбаться, повернулся и зашагал к лестнице — интересно, что станет с его лицом там, наверху?

Кимена, в восторге от того, что разыгралось у нее на глазах, смотрела на Тальрика почти как сообщница.

Следуя за Ультером, он все еще чувствовал на себе ее взгляд.

Стенвольд, услышавший за последние полчаса немало миннских имен, сразу понял, что «Кимена» чем-то выделяется среди прочих.

— Раньше вашей ячейкой руководила она? — догадался он. Чи и Сальма оставались для него первоочередной задачей, но и о здешнем подполье он, как профессиональный разведчик, тоже не переставал думать.

— Она — маяк всего нашего сопротивления, — сказал Хизес. — Осоиды больше года пытались ее изловить. Это она придумала красный флаг — символ, которого они так боятся.

— Как получилось, что ее все же поймали?

— Тупая солдатня этого не смогла сделать. Боров собрал мастеров сыска со всей Империи, и одному из них повезло.

Боровом, как понял Стенвольд, миннцы прозвали своего губернатора.

— И она уже две недели у них?

— Сидит во дворце под сильной охраной, — кивнул Хизес. — Они воображают, что нам туда не пробраться.

— Но такая возможность есть? — Стенвольд не сказал ни слова о Чи и Сальме, но мысли о них, должно быть, отпечатались у него на лице.

— Дворец, символ их победы, строили очень быстро. — Хизес стукнул кулаком по ладони — этот жест вошел у него в привычку. — О том, что находится под ним, никто особо не думал. Видите? — Он показал на нижние ряды каменной кладки. — Еще до революции и закладки Минны здесь стоял город — никто уж не помнит чей. Со временем его улицы стали использоваться вместо сточных каналов. Они проходят под всеми домами города и под дворцом тоже. Так мы и проникнем в тюрьму.

— Через канализацию? — Стенвольд посмотрел на Тото и Танису. — Чудненько.

— Вся беда в том, что без Кимены у нас настали разброд и шатание, — продолжал не понявший юмора Хизес. — Если Боров, получив сведения о наших укрытиях, предпримет облаву, то…

— Подполью придет конец, — договорил за него Стенвольд.

— И еще: если устроить Кимене побег, город разделит судьбу восставшего Майнеса.

— Возможность есть, но вы боитесь за местное население, — подвел итог Стенвольд. — На редкость гуманная позиция для подпольщиков.

— Лично я, мастер жукан, — вскипел Хизес, — готов хоть завтра раздуть огонь, чтобы дым выгнал народ на улицы… но Кимена бы этого не одобрила. Я не подчиняюсь ни губернатору, ни императору — только ей.

— Твоя логика мне ясна. — Стенвольд, чувствуя неприязнь Хизеса, напомнил себе, что им без этого человека не обойтись. — Стоит помахать красным флагом, и власти разнесут вас в клочки… но если заключенных, включая вашу Кимену, освободят посторонние…

— Правильно. — Хизес только теперь отнял руку от рукояти меча, но, похоже, не утратил желания убивать — запасы его гуманизма были исчерпаны. Скоро им понадобится именно такой вождь. Революции за одну ночь они, конечно, не совершат, но и Нижние Земли за ночь тоже не завоюешь. Стенвольду не терпелось увидеться с этой женщиной, имеющей такую власть над подпольем. Неужели судьба сама дает ему в руки оружие, которое он так долго искал?

— А вы, со своей стороны, обеспечите…

— Мы дадим вам план канализационных сетей, проводника и группу бойцов без опознавательных знаков. Дадим водонепроницаемые фонари, автоклав…

— Вы, я смотрю, неплохо оснащены.

— Хокиак поставляет нам все, что нужно, а Кимена для нас важнее чего бы то ни было.

— Прекрасно. Мне надо посовещаться с товарищами, но лучшего предложения мы, боюсь, ни от кого не получим. — Тизамон, еще суровее обычного, как раз подошел к ним. Таниса тут же поднялась с места — Стенвольд почти на вкус чувствовал неразрешенное напряжение между ними.

— Я говорил с Кенис и другими, которые помнят взятие города.

— И что же?

— Они верят, что никто из нас предателем не был. — Чувствовалось, что Тизамон сам лишь недавно в это поверил. — Тото!

— Да, сударь? — встрепенулся механик.

— Расскажи им про человека, которого повстречал в Геллероне.

Тото нерешительно посмотрел на Танису, но мантида он явно боялся сильнее. Запинаясь, он рассказал, как Больвин, уже будучи мертвым, встретил их на площади Милосердия. Он, похоже, сам не верил в свою историю, но факты излагал добросовестно.

Заметный скептицизм рассказчика передался и миннцам.

— Мы припомнили всех, кому наш план был известен, — заговорил Тизамон. — Многие из них погибли во время штурма. Мы не нашли ни единого слабого звена, но ведь кто-то же все-таки предал? Я думаю, что шпион затесался к нам в обличье нашего друга.