Владимир Владимирович - Ноябрьский дождь

После потери родни Канзаки едва не подала заявление об отказе от распределения. Но потом почему-то передумала. И с первых дней взялась лезть вон из кожи, чтобы быть первой среди одногодок. Штудируя всю обязательную и дополнительную литературу, тренируясь до седьмого пота, тратя на сон необходимый минимум, девушка с упорством фанатички выбивалась в отличники боевой и политической подготовки. И, надо сказать, за это "выскочку" многие не любили. Но Мегуми было все равно - тот не слишком широкий круг друзей, что образовался за годы учебы, не распадался, а большего и не требовалось. Пара подруг, знакомые парни, соседи по группе и комнате в общежитии, преподаватели... А потом появился кое-кто еще, и усердствовать Мегуми стала еще больше. Но дело было не в усердии.

В душе, несмотря на все успехи подготовки, Канзаки оставалась девушкой. Самой обычной. А потому стрелять, прятаться от ответных выстрелов, а особенно убивать, ей было в десять, в сто раз труднее, чем мужчине. Но отступать было поздно и некуда. Поэтому приходилось учиться ломать кости и психику, стрелять из пистолетов, автоматов и гранатометов, водить все подряд. А еще - учиться меньше предаваться размышлениям. Ни один, даже самый умелый, организм долго не протянет, если мозг его обладателя занят рефлексиями и анализом. Что инструкторы на Окинаве, что куратор их группы в Меркури - все твердили одно: "Не надо тянуть и думать. Если твоя рука или нога в бою начнут думать, ничего хорошего от этого не выйдет. А ты - такая же рука". С этой частью обучения всегда возникала самая большая проблема. Мегуми постоянно задумывалась, оценивала, терзалась. Поэтому каждый раз, когда натасканное и обученное тело делало то, что требовалось, голова откладывала на запасную полочку мысли. Стоило лишь минуть критическому моменту, как женский поток сознания с воем отвоевывал в голове положенное место.

Вот и теперь, остановившись, Мегуми ощутила хлынувший подобно ливню поток замороженных чувств. Испуг, злость, радость выживания, удивление происходящему - все смешалось в одну огромную многоцветную мысль, окатившую с головы до пят. Канзаки нервно задергала плечами, словно сбрасывая невидимое покрывало. Хотелось оказаться дома, забраться под одеяло и, обнявшись с родной наглой кошкой, уснуть. Воздух был пропитан усталость, и она вдыхала эту усталость, наполняла ей легкие. Странным образом утомление уносило нервную дрожь.

Ватанабэ, не обращая на спутницу ни малейшего внимания, возился с рацией. Послушав шуршание помех и переговоров, он сунул пластиковый корпус в карман и, облокотившись о стену, принялся что-то насвистывать себе под нос. Толстяк по-прежнему был повернут к Канзаки спиной, и это безразличие вдруг рассердило. Резко кашлянув, Мегуми заговорила:

- Так... Дальше-то что?

- Я думаю, - безразличным голосом отозвался Сэм, не оборачиваясь.

- Это у тебя явно не всегда получается, - она просто не могла не съязвить. - Не побеги ты внутрь...

- Тебя я за собой не звал.

Наконец, толстяк обернулся. И Мегуми вдруг поняла, что неведомым образом у него на носу снова сидели извечные черные очки. Прямо как тогда, в Токио, надетые после заката. Совершенно неуместные. И что-то такое царапавшие в голове, что-то подсказывающие девушке. Заострившиеся черты пухлого лица, хищно темнеющая эспаньолка и чуть приподнятый в задумчивой усмешке уголок рта говорили и вовсе прямым текстом: он тоже нервничал. И осознание того, что у таинственного и свирепого Ватанабэ сердце не на месте, вдруг заставило ее собственное сердце слегка успокоиться.

- У тебя особая манера отказываться от компании, - почти весело фыркнула Канзаки. - Как будто нарочно стараешься, чтобы тебе назло кто-нибудь увязался следом.

- Я похож на любителя компании шаблонных анимешных героинь? - будь у Сэма хвост, он взвил бы его трубой к потолку как заправский яростный кот.

- Чего? - она непонимающе переложила автомат в другую руку. - Это почему это я - шаблонная анимешная героиня?

- Потому что ты - красивая сексапильная версия Джона Рэмбо. Любители аниме обожают такой типаж. Больше они любят только готических лолит, - с видом знатока принялся вещать Ватанабэ. - Или, по крайней мере, моэ.

- Ну, знаешь! - Мегуми даже возмутилась. - Не надо тут приплетать меня к извращениям! Я живой человек, а не какая-то там...

- Тем не менее, все характерные признаки в наличии, - не унимался толстяк. - Привлекательность - есть. Умелость в бою - есть. Характер незлобивый, альтруизм в наличии. В шортиках ты при нашем первом знакомстве ходила - фансервис есть. А самое главное...

Он торжествующе наставил на нее палец.

- Большая грудь!

Девушке очень захотелось взяться за оружие обеими руками, передернуть затвор и многозначительно посмотреть на знатока шаблонов. А затем, прищурившись, выпустить в объемистый живот весь рожок. В который раз он, наверняка специально, коснулся чувствительнейшей темы - ее бюста. Для Мегуми это была самая больная мозоль еще с тех лет, когда эта самая многострадальная грудь принялась расти больше, чем у сверстниц, словно вслед за собой вытягивая девичий рост. При малейшем упоминании "этой части тела", как Канзаки называла грудь даже про себя, сразу зажигалась красная лампочка сердитости.

Прикидывая, как лучше совершить казнь мерзкого пошляка и негодяя, девушка вдруг поперхнулась. Стоп, что вообще происходит? С чего это они заговорили о ее груди? Вот именно сейчас? Ва-та-на-бэ...

Он уставился ей в лицо черными стекляшками, закрывавшими глаза. На физиономии толстяка появилась едва заметная довольная ухмылка. Он это специально! Специально заморочил ей голову какой-то ерундой!

- Кхм-кхм, - с притворной вежливостью покашлял Сэм, наблюдая, как краснеет лицо собеседницы. - Итак, отвлекаясь от грудей и моих недостатков... Ты чего сказать-то хотела?

- Только одно, - мрачным голосом отозвалась Мегуми. - Когда в следующий раз будешь в корне давить женские истерики, делай это тактичнее.

Она уже поняла, зачем он увел разговор с упреков в свой адрес. Ватанабэ понял, что ей тяжело. И что она собирается по старинному женскому обычаю стравить пар, поругавшись. Поэтому обратил ссору в фарс. Сволочь.

Можно было бы не поддаваться и обругать его посильнее. Но не хотелось. Совсем.

- Так точно, - он посерьезнел. Мигавшая под потолком лампочка отражалась грязно-желтым пятном в стеклах очков. - Но надо действительно что-то решать.

- Да...

Решать действительно было надо. И все существо Канзаки призывало решить так: как можно тише забиться в самый дальний уголок здания и подождать, пока все не закончится. А еще лучше - найти здесь, в стороне от террористов, более или менее безопасный выход и сбежать через него прочь. Вернуться домой и забыться испуганным сном. И бросить всех тех, кто сейчас сидел в зрительском зале, беспомощный, отданный во власть преступников... Вдохнув внезапно похолодевший воздух, она тихо сказала: