Владимир Владимирович - Не дай мне упасть

А Канзаки была бы совсем не против подружиться с коллегой, с которым пережила очень многое за столь короткое время. У нее самой ведь было не так много друзей. И все же пока прогресса почти не наблюдалось. Шутник и паяц в быту оказался нелюдимым затворником. И до сих пор не выполнил давнего обещания. Канзаки ждала подробного рассказа о том, чем же они занимаются. Этот вопрос вставал особенно остро теперь, когда вместе с Сэмом "на холод" вышла она сама. Мегуми понимала, почему толстяк не посвящает ее в детали своей работы. Но натуре не прикажешь. Она хотела знать. Понимать. Она хотела быть способной что-то делать.

- Хм... - отложив нож, молодая женщина хмыкнула. Собственные мысли позабавили ее. Хотела что-то делать... Это она-то, привыкшая плыть по течению жизни, расслабившись и получая удовольствие. Единственным поступком, совершенным по собственной воле, в ее жизни было поступление в миссию Крестоносцев много лет назад. Покойные родители тогда очень переживали. Но в остальном... В остальном Мегуми проживала жизнь, не шевеля лишний раз мускулами души. Лейтенантская должность, высокие показатели подготовки - все давалось легко и естественно, без тех страшных нагрузок и неимоверного напряжения, что испытывали молодые военный прошлых веков. И даже назначение испытателем в секретный проект "CDM" не всколыхнуло спокойной глади моря, в котором она плыла.

И только Сэм сумел что-то переломить в этом сне наяву. Сэм с его несуразными шуточками, мерзкими манерами, опасностями, загадками и трудностями. Он показал Канзаки другой мир, другую жизнь, в которой приходилось чувствовать себя живой. И это чувство выбило почву у Мегуми из-под ног. Она испугалась. И пыталась найти опору, с помощью которой можно было что-то менять и что-то решать.

Сэм изменил ее.

Даже их отношения... Канзаки никогда не была человеком толпы, не любила сбиваться с кем-то в группы. У молодой женщины не было ни постоянного мужчины, ни обязательного сонма друзей, имен в телефонной книжке и вежливых знакомых. Она оставалась отстраненной, погруженной в себя. Почти как... как Ватанабэ. Наверное, поэтому он стал первым, с кем Мегуми по-настоящему попыталась сблизиться как с человеком. И достигнуть успехов - толстяк пообещал воздерживаться от шуток, касающихся крупных размеров ее бюста, и не нарушил слова. Они стали мягче друг к другу, чаще разговаривали. Канзаки, в конце концов, лично кормила старшего коллегу.

Но неопределенность, непонятная туманная дымка между мужчиной и женщиной, никак не желала исчезать. Он по-прежнему не говорил ей всей правды. Она по-прежнему каждый миг ждала какой-нибудь выходки. И Канзаки такой расклад откровенно раздражал.

- Ватанабэ, - позвала девушка. - Мясо в каком виде готовить?

- В любом, - откликнулся из комнаты толстяк.

- Придирчивый, - мрачно хмыкнула она. - Ладно, сейчас сама соображу.

- Вот-вот, - одобрил голос из-за двери. - Соображать вообще полезно. Тренируйся.

- Иголок тебе в мясо натыкаю, - пообещала Канзаки.

- Чур, тогда с кетчупом.

Мегуми лишь фыркнула и взялась за предмет обсуждения. Мясо она начала покупать регулярно, когда заметила, что обычно равнодушный к меню Сэм употреблял его с большим удовольствием. Всякая женщина с детства учит как Святое писание правило о нахождении пути к сердцу мужчины через желудок. И Канзаки решила провести свою собственную диверсию. Раз толстяку нравится мясо - она накормит его мясом. И пусть потом только попробует быть неблагодарным!

- Хватит притворяться, что трудишься, - велела молодая женщина. - Ты сидишь там уже часов пять.

- Да, нянечка, - возмущенно хмыкнул Сэм, плюнув на иронию. - Ладно, ладно.

Почему-то Мегуми стало весело.

Она сумеет сделать его дружелюбным. Потому что сама очень хочет быть дружелюбной с ним.

Учики Отоко было всего семнадцать лет, но за последние полгода он умудрился приобрести ореол человека, познавшего жизнь немного больше, чем полагается приличному подростку. Совсем еще юный японец был строен и черноволос, но мягкость его молодого лица несколько стерлась, вытесненная мало кому понятной суровостью. За прошедшие месяцы мягкая линия его подбородка затвердела, приобретя мужественность взрослого, плечи стали шире и не сутулились, как бывало в прежней жизни, в Токио. И только прическа - шалопайские лохмы, составлявшие густую шевелюру, падающую челкой на глаза - оставалась все такой же безобидной, слегка инфантильной и очень милой.

Вот только никакая суровость не могла тягаться с неистовой энергией, таившейся в худеньком теле девушки, тащившей посуровевшего юношу за шиворот.

- Быстрее! - голосом идущего в атаку рыцаря кричала Эрика Андерсен, увлекая Учики за собой. Невысокая и даже несколько миниатюрная, она была спортивной и неожиданно сильной физически. По крайней мере, вырваться из цепкой хватки у Отоко не получалось.

Картина рисовалась крайне забавная. По улице в утренний час со всех ног бежала стройная девица в форменном наряде академии "Эклипс": плиссированная юбка, туфли без каблука, черный пиджачок, из-под которого выглядывал белый ворот и крохотный галстук, вышитые на рукавах кресты. Приятная короткая прическа, главными особенностями которой были косичка-хвостик, почему-то подвязанная не сзади, а у правого виска, и бесстыдно торчащий хохолок на макушке, от которого Эрика никак не могла избавиться. Несчастная девушка изводила восставший локон, как могла, но тот укладывался на место лишь тогда, когда Андерсен оставляла в покое недлинные волосы, возвращая им простую прическу. В остальное же время хохолок победно возвышался на голове, делая Эрику чуть-чуть похожей на Учики. Что ее страшно злило.

Сам Учики, крепко удерживаемый изящной, но сильной ручкой Андерсен, бежал рядом, стараясь не упасть и не превратить ворот школьной куртки в удавку. Его черное одеяние, казалось, переливалось и поблескивало в лучах молодого утреннего солнца. И только значок на груди сверкал, ловя солнечные зайчики от зеркал проезжающих мимо машин.

- Если мы опоздаем, я тебя расчленю! - тяжело выдохнув, сообщила Эрика.

- Я не просил нас дожидаться! - возмутился юноша, прибавляя, впрочем, прыти.

У них за спинами послышался девичий смех, переливчатый, приятный. Учики мельком оглянулся. Кимико Инори, давняя знакомая Отоко, бежала следом, облаченная в точно такую же форму, как Эрика. Юная японка двигалась легко, будто почти не касалась земли и ничего не весила. Она была изящной от природы. Длинные черные волосы слегка развевались, подхваченные утренним ветром и встречным воздухом. Кимико являла собой тот идеал красоты, что искали многие мужчины в молодых восточных женщинах, и цветение юности лишь прибавляло ей очарования, не нагружая вдобавок большинством неприятных черт позднего подростка. Они с Учики были ровесниками, даже родились в один день, учились в одной школе и всегда жили рядом. И, как выяснилось, это не было простым совпадением. Ибо молодой человек и девушка оказались Наследниками.