Алексей Волков - Время отмщения [HL]

Плужников одобрительно хлопает меня по плечу, я же не выдерживаю и с чувством скандирую:

— Он был боец и коммунист. Стрелял хреново, но идейно…

Ржут все. Хохочут мои взводные, заливается Ковбой, басом смеется Кравчук, похохатывает Портных, и даже Птичкин улыбается.

— Эх, люблю тебя, Андрюха! Давай выпьем! — Плужников щедро расплескивает самогон по кружкам.

Выпитое делает меня добрее. Хочется всем людям доставить радость, и я доверительно предлагаю саперу:

— Дядя Саша, мешок сахара возьмешь?

— Спрашиваешь!

Кравчук смотрит на меня с неодобрением. Его хохляцко-старшинская натура не одобряет сам принцип дележа. Но я командир, и возразить, да еще в присутствии дяди Саши, прапорщик не решается.

— А я всем браги приготовлю, — сообщает Плужников.

— Два мешка, — добавляет от себя Лобов.

Мы уже предвкушаем грядущее, словно никаких дел впереди у нас больше нет. Забыты даже послы и прочие проверяющие, как и то, что утром всем нам надлежит выглядеть огурчиками.

Кстати, об огурчиках. Я вылавливаю из банки дар болгарских друзей и отправляю его в рот. Голова слегка плывет от выпитого, и не хочется забивать себе голову какими-то проблемами и делами.

— Не о том говорим. Да? Тут же женщины есть. Ученые. Может, заглянем в гости? — Абрек плотоядно облизывается.

— Лекцию по физике послушаем, — смеется Тенсино.

— Какой физика, дорогой? — не понимает Бандаев.

— Как — какой? Женщины же ученые. Вот и будут говорить с тобой о своих увлечениях. Всяких там законах Ома, теории относительности, диодах с триодами.

— Им там всем лет по сорок, — вставляет Лобов. — Или по пятьдесят. В науке пока выслужишься.

— Не может быть! У каждого ученого лаборантка есть, — уверенно поясняет Птичкин, словно всю жизнь провел в научной среде.

Колокольцев смотрит на меня, но я покачиваю головой, и лейтенант согласно молчит.

— Полкач велел охрану к ученому городку выставить, — сообщает Ковбой.

— Что? — мгновенно заводится Тенсино. — Какую охрану? Мне, значит, уже по лагерю свободно пройти нельзя? Сейчас я покажу часовым, кого тут охранять надо!

— Остынь! — обрывает его дядя Саша. — Охота вам о всякой ерунде болтать!

Он возится под столом, отбрасывает в сторону пустые бутылки и наконец-то находит одну непочатую.

— Последняя?! — с ужасом спрашивает Тенсино.

Перед лицом суровой реальности офицеры и прапорщики мгновенно забывают об этой всякой ерунде.

Я с укоризной смотрю на Кравчука за то, что недоглядел и не обеспечил соответствующим количеством боекомплекта.

— Надо идти в гости! — подсказывает Лобов.

— Точно! К Пермякову! Мы ему на выручку шли? Шли. Значит, с него причитается, — подхватывает артиллерист.

Но нас опережают. Ввалившаяся в гости толпа включает едва ли не всех офицеров и прапоров батальона во главе с Хазаевым.

— Товарищи офицеры! — с места объявляет комбат. — Сколько говорить: пьем, так все!

На столе под общие восторженные возгласы появляется самая настоящая водка.

— Автомобилисты поделились, — довольно поясняет Пермяков. Он порядком на взводе, и лицо цветом напоминает вареного рака. — Даже лишнего не взяли.

— Надо будет держать с ними контакт, — говорит кто-то, но Хазаев вносит ложку дегтя в радужные планы.

— Не получится. Слышал, отныне все грузы будут сваливаться у Врат, а оттуда их возить уже будут наши.

Да, лафа закончилась, не начавшись. В военторг не поступает ни капли спиртного. Жизнь за Родину отдать ты обязан, но выпить при этом — ни-ни. По ту сторону хоть дуканы были. Дорого, но мало ли какая нужда может приключиться?

— А местные хоть пьют?

Вопрос заинтересовывает всех, но, увы, никто не знает на него ответа. Общее мнение — должны.

— Нас хоть к ним пустят?

— Группами, товарищи офицеры, только группами. По пять человек и замполита, — авторитетно заявляет Плужников.

— А замполит — не человек? — вскидывается Птичкин.

Зря он возражает саперу. Дядя Саша политиков на дух не переносит, и максимум его поблажек — он еще может кого-то уважать исключительно как человека.

— Разве нормальные люди могут выбрать такую специальность? — Плужников поворачивается к нам за поддержкой, хотя ни в какой помощи не нуждается. — Вы только вдумайтесь в это слово. Замполит! С виду — вроде офицер, а только и умеет, что руководить оформлением ленинских комнат да собрания проводить. И на хрена такие в армии нужны?

— Дядя Саша! — предостерегающе произносит Хазаев.

— Что — дядя Саша? Я больше сорока лет дядя Саша!

— Прямо как родился, так и дядя? — спокойно осведомляется комбат.

— Не тетя же!

Но цель Хазаева уже достигнута. Плужников успел потерять нить мысли и теперь вожделенно уставился на стакан, наполненный водкой.

Подумайте: настоящей водкой!

Хотя как понять это слово тем, кто в любое время может сходить в нормальный магазин и спокойно купить хоть бутылку, хоть две…

Колокольцев не выдерживает и под гитарный перебор запевает нашу «Заречную» цыганочку:

Утро не радует. Голова тяжела, словно кто-то залил ее чугуном, во рту гадко, тело наполнено слабостью, и все существо так и молит хотя бы еще о часике сна.

Но кто и когда интересовался нашими желаниями? Развод в воинской службе — дело святое.

От вчерашнего добродушного настроения полкача не осталось следа. Всем достается в хвост и в гриву за прегрешения, вольные и невольные, а также — просто для должной острастки и авансом на будущее.

— Вот вы, товарищ старший лейтенант, — доходит очередь и до меня, — спокойно здесь стоите, а у вас до сих пор ротные помещения как следует не оборудованы. Не воинская часть, а временная стоянка какая-то!

Я не возражаю, хотя в лагере ни меня самого, ни вверенной роты практически не было. Только думаю — и когда Николаич успел? Не иначе вчера, пока мы находились на операции, и в модулях оставались одни дневальные.

— Вы офицер Советской армии или кто? — вопрошает подполковник. — Я вам нянька или как? Запомните, нянькой может быть замполит. А я вам — отец родной и как отец буду требовать службы в полном объеме.

Замполит стоит позади и никак не реагирует на зачисление в няньки.

«Отец родной» распаляется больше и вопрошает:

— Вы какое училище окончили? Верховного Совета?

— Так точно.

— Я тоже Верховного Совета, но тогда мы три года учились окопы копать, стрелять и маршировать, а вы четыре года лишь высшую математику изучали да марксизм-ленинизм, на хрен он сдался!

Замполит пристыженно сопит у полкача за спиной, но тот не обращает на политрука никакого внимания.