Роберт Ферриньо - Грехи ассасина

Ракким в очередной раз выколотил сажу из фильтра. Его сотрясал постоянный кашель. Глаза и нос нестерпимо болели. Сделав еще несколько шагов, он споткнулся и упал на колено. В ногу впилось острое лезвие. Нет, всего лишь разбитая бутылка из-под апельсинового лимонада «Нехи». Голень сильно кровоточила, однако бывший фидаин побрел дальше. Вокруг танцевали языки пламени, овевая лицо горячим дуновением. Дым колыхался грязными волнами, едва пропуская тусклый свет. Еще один завывающий вихрь, и столб огня взметнулся прямо перед ним. Отступив на шаг, Ракким обогнул его, машинально разгоняя ладонями мутную пелену. Путь к церкви обещал быть долгим.

«Сюда…» — чуть слышно донеслось из темноты.

Следовало заметить, газ из трещин иногда вырывался с довольно замысловатым шумом.

«Сюда…»

Превозмогая стучавшую в висках боль, Ракким пошел на зов. Газ. Или завывание огненных вихрей. А может, у него вообще начались галлюцинации из-за отравленного дыма, если не чего-нибудь более страшного. Всегда же найдется что-нибудь более страшное. Бывший фидаин все равно шел на голос. Споткнувшись, он потерял равновесие и наступил на человеческую грудную клетку. В следующую секунду под ботинком хрустнул почерневший от жара череп. Окончательно рассыпаться ему мешал сползший на нижнюю челюсть респиратор. Окруженный облаком праха, Ракким закричал от ужаса и отвращения, а голос в дыму превратился в дьявольский вой и хохот. Он поспешил дальше, хотя каждый вдох наполнял легкие нестерпимым жаром.

«Сюда…»

Ракким перестал ощущать время и расстояние. Карта, составленная для него Уинтропом, карта, которую он запомнил до мельчайших подробностей, исчезла из памяти. Куда делось его умение ориентироваться? Предмет гордости фидаина. Завяжите ему глаза, заткните уши и нос, подвесьте вниз головой в теплой соленой ванне, чтобы отключились все органы чувств, и все равно он укажет строго на север. Только не сегодня.

Стена огня вздыбилась перед ним на двадцать, нет, тридцать футов. Пот заливал глаза. Ракким попятился. Пламя колыхалось впереди, протягивало к нему языки. Даже дым отступил под натиском нестерпимого жара.

«Сюда…»

Без всякого сомнения, путь вел к гибели. Голос звал его прямиком в огненную пасть.

«Я же сказал, сюда…»

Пламя извивалось на ветру, поднимаясь то выше, то ниже. Камни под ногами постепенно накалялись. Ему не раз доводилось слышать байки про августовскую жару, когда на тротуаре можно поджарить яичницу. Здесь тоже могла получиться великолепная глазунья с подрумяненным фидаином. Он сделал еще несколько шагов назад. Пламя взметнулось выше, задрожало и погасло, через секунду появившись снова.

Ракким улыбнулся.

«Да, да…»

Он отступил к клубам дыма и стал ждать. Через минуту огонь вновь достиг наивысшей точки, затем мгновенно исчез. Ракким бросился вперед, туда, где мгновение назад ревело пламя, и, уже перепрыгивая через трещину, спиной ощутил вновь рвущуюся к небу стену жара. Он приземлился по другую сторону преграды. Прищурился. Церковь. Сквозь мутную серую пелену виднелась церковь!

Приятная маленькая церквушка, как и говорил Уинтроп. Она и теперь оставалась достаточно красивой, конечно, с учетом трех десятилетий, проведенных в центре объятого пламенем угольного месторождения. Краска облупилась, стекла пошли трещинами, шпиль обуглился, но не упал. На многие мили вокруг все выгорело практически дотла, а эта маленькая церковь сохранилась. Ракким подошел ближе. В спину дышала раскаленная стена, но лица коснулась прохлада. Он огляделся в поисках естественного объяснения: какой-нибудь струи воздуха, усмирявшей огонь вокруг, пещеры, охватившей храм куполом, подземной ниши… но ничего не увидел. Только церковь.

Деревянная лестница под ним заскрипела. Перешагнув через сломанную ступеньку, он замер перед входом. Серебряную ручку Уинтроп описал довольно точно. В верхней ее части тускло поблескивало распятие. Протянутая к ней ладонь мгновенно ощутила жар. Бывший фидаин чуть помедлил, сжал ручку и, не в силах сдержать крик, потянул на себя.

Со стоном прижимая руку к груди, он вошел внутрь. Дверь сама бесшумно закрылась за ним. Голос в голове умолк, и Ракким вздохнул с облегчением, хотя именно благодаря ему добрался сюда. Стояла холодная тишина. Ни малейшего звука. Лишь тихонько журчала вода.

Вода? Он обернулся. Справа от кафедры плескался небольшой каменный фонтанчик. Вода, переливаясь через край, утекала по каменному желобу в полу. Ракким погрузил в чашу обожженную руку и блаженно закрыл глаза, когда ледяное прикосновение успокоило боль. Он взглянул сквозь воду на ладонь. Распятие отчетливо отпечаталось на коже. Не осталось даже волдырей. Чистое качественное клеймо. Теперь придется объяснять его появление, когда он вернется в республику.

Бывший фидаин рассмеялся, без сил привалившись к чаше. Еще немного подождав, он вынул руку из воды. Боль утихла, но не исчезла совсем. В кармане лежал выданный Уинтропом платок. Ракким намочил его и тщательно отер с себя пыль и сажу. Затем, поплескав холодной водой на лицо, набрал ее в ладони и стал жадно пить. Он пил, пока не почувствовал, что вот-вот лопнет. Бывший фидаин еще немного постоял у чаши, наслаждаясь чувством покоя. Он так устал. Раккиму почти не удалось поспать, с тех пор как они с Лео покинули Сиэтл. Едва ли больше часа, урывками, не погружаясь в глубокий сон, постоянно вслушиваясь в тревожные звуки, а здесь… здесь, в церкви, царили покой и тишина. И воздух оставался чистым. Дымом пахло только от его собственных волос и одежды.

Внутри все сохранилось в нетронутом виде. Скамьи со спинками замерли ровными рядами, сборники церковных гимнов покоились на кафедре, свечи по-прежнему стояли в подсвечниках. Кто-то уронил на пол маленький бумажный веер с изображением Адама и Евы. До сих пор на попадавшихся Раккиму картинах первая пара выглядела смущенной. Изгнанные разгневанным Богом из райского сада, они стыдились своей наготы. Здесь же прародители скорее напоминали молодых влюбленных. Целомудренно прикрытые цветочными гирляндами, Адам и Ева держались за руки, словно в предвкушении рискованного, но увлекательного приключения. Возможно, даже медового месяца. Бывшему фидаину очень захотелось перенестись на много лет назад, оказаться среди прихожан, услышать их пение. Он подошел к органу и нажал на клавишу. Чистый звук разнесся под сводами. В церкви пахло сандаловым деревом и не ощущалось ни малейшей примеси едкого дыма, сквозь который Ракким пробирался сюда несколько часов. Он пошевелил пальцами правой руки, наблюдая, как оживает распятие. Боль ушла. Бывший фидаин поднял глаза к витражу над кафедрой. Спаситель с улыбкой смотрел на него, рядом стоял агнец. Здешний Иисус не нуждался в озере огненном и серном. Он не собирался уничтожать нечестивцев и грешников. Здесь правило всепрощение. Стоило ли удивляться, почему Его распяли.