Роберт Ферриньо - Грехи ассасина

— Я об этом ничего не…

Круз плюнул на ботинок Раккима.

— Прости меня, странник. Не удержался, почувствовав вкус вранья.

— Я не…

— Пусть я командую толпой уродов и психопатов, но я не перестал быть образованным человеком. Когда-то я был профессором в университете, постоянным профессором. — Круз сжал монету в кулаке. — Почему ты решил поделиться таким сокровищем, если оно, конечно, существует? Неужели ты полюбил меня, странник? Втюрился, как школьник в преподавателя?

— Я один, а у тебя армия.

— Как и у Полковника.

— Полковник хочет продать сокровище. — Ракким опустил голову. — А ты используешь все тридцать сребреников по назначению.

— Откуда ты знаешь, как я захочу поступить с серебром?

Бывший фидаин поднес к его лицу правую руку.

— Знаю, потому что поступил бы так же.

Круз посмотрел на собственную ладонь, поднес ее к ладони спутника. Клейма полностью совпадали. Бледные шрамы идеально повторяли друг друга. Он хотел было что-то сказать, но передумал.

— Да, — кивнул Ракким. — Просто поразительно.

Порыв ветра вырвал из волос Малкольма желтый цветок.

— Не знаю, как это было у тебя, а я там несколько часов бродил, задыхаясь от дыма. Иногда мне казалось, что вот-вот отхаркну легкие. — Бывший фидаин разглядывал пульсирующее в последних лучах солнца клеймо. — Я думал, что сгину в пламени, но Бог провел меня сквозь огонь прямо к двери.

— Да, к двери, — едва слышно повторил Круз. — Ты смог войти в церковь, странник?

Ракким помедлил с ответом. Он сразу заметил какое-то напряжение во взгляде этих волчьих глаз.

— Нет, не смог.

Малкольм заметно успокоился.

— Я тоже. Барабанил в дверь так, что в кровь разбил кулаки, но все равно не смог ее открыть. — Он улыбнулся, обнажив мелкие острые зубы. — Были спасены милостью Божьей, но обречены навеки остаться на пороге без права входа. Такова наша судьба.

Ракким печально кивнул.

— Не отчаивайся. — Круз гладил сребреник. Одна лишь возможность держать в руках монету доставляла ему несказанное удовольствие. — Разве ты не способен чувствовать темноту? Власть и господство над суетными желаниями. Над истинным искушением. Честно говоря, обломок креста меня интересует куда меньше этого потускневшего кусочка металла. Если хочешь знать мое мнение, Иуда был обвинен несправедливо. — Он поднял монету к небу. — Странник, предстоит великое сражение между добром и злом, раем и адом. И никакой пощады, ни малейшей. И тогда, быть может, Господь пересмотрит наше изгнание из рая. Когда мы потопим нечестивцев в крови.

— Мне плевать на рай.

Круз расхохотался.

— Послушай, Малкольм, в Библии говорится, что Господь создал человека по своему образу и подобию. Посмотри вокруг, и ты увидишь, что мы сделали с миром. Хорошо посмотри. Глядя на нас, что можно сказать о характере Господа? — Ракким отступил на шаг. Казалось, взгляд Круза прожжет его насквозь. — Я отдал тебе монету не для того, чтобы ты купил на нее пропуск в рай. Мы должны разнести на части этот сортир, сжечь его дотла, невзирая на последствия.

Круз долго смотрел на него, потом кивнул.

— Да, думаю, нам о многом надо поговорить.

Он зашагал дальше.

Ракким последовал за ним. Вскоре они поднялись на самую вершину к небольшой хижине, построенной из палок и прутьев. Сквозь щели в стенах и крыше пробивался свет. На грубой двери был намалеван красный крест. Ветер, гулявший здесь в полную силу, безжалостно трепал их одежду.

— У дьявола тысячи имен — возвысил голос Круз. — Но особенно он гордится именем Князь лжи, потому что всегда умел убедительно обманывать. Если даже сам Господь был обманут им, то мы даже надеяться не смеем отличить истину от лжи. — Он провел пальцем по щеке Раккима. — К счастью, Господь указал нам путь. — Малкольм махнул в сторону хижины. — Пора начинать собрание, странник.

— Как ты прекрасна, — сдавленным голосом произнес Полковник.

— Одни слова. — Бэби сделала пируэт, и подвенечное платье окружило ее белым шелковым ореолом. — Несправедливо, что девушке можно так одеваться всего один раз в жизни.

— Можешь надевать его, когда захочешь. Сейчас ты выглядишь еще прекрасней, чем в день свадьбы. Я не думал, что такое возможно.

Она засмеялась и принялась кружиться. Платье развевалось, обнажая ее длинные ноги. Все быстрее и быстрее, пока Бэби не потеряла равновесие. Она бы упала, но Полковник вовремя подхватил ее.

— Мой герой. — Красавица прижалась к нему, поцеловала и снова засмеялась.

Закари Смит коснулся ее губами. Сначала нежно, потом крепко, почувствовав, как его охватывает страсть.

Бэби оттолкнула его, обмахиваясь ладонью.

— Полковник, да у тебя эрекция! Что скажет мой папочка?

Муж с покрасневшим лицом потянулся к ней, но она выскользнула из его объятий.

— Готова поспорить, он лиловый и толстый. Я много о тебе слышала.

Полковник нажал кнопку на стене, увеличив до максимума затемнение стекол. Теперь он мог любоваться последними лучами заката, а часовой у входа не видел и не слышал происходящего в доме.

— Я знаю, что ты задумал, мерзкий старикашка. — Бэби погрозила ему пальцем. — Ты хочешь засунуть в меня эту большую штуку.

— Милая, прошу тебя… — Развлечения жены начинали его беспокоить. Он ничего не имел против разнообразия. Игривость веселила и возбуждала Полковника, однако с некоторых пор в душе поселилось сомнение, не осталась ли игра главной причиной интереса к нему. — Бэби…

— Сегодня моя свадьба, и могу делать все, что хочу. — Она легла на диван, задрав платье. Шорох ткани отозвался в ушах Полковника ревом пламени. — Ой, я забыла надеть трусики. — Ее ладонь скользнула вниз. Пальцы коснулись гладкого лобка. — Что же делать? Джонни очень рассердится. — Бэби провела пальцами по внутренней поверхности бедер. — Он считает… — Она охнула. — Он считает меня немножко шлюшкой. А вы как считаете… — Красавица тяжело задышала. — А вы тоже считаете меня шлюшкой, мистер?

— Нет. — Полковник улыбнулся, расстегивая китель. — Нет, мэм, я не считаю вас шлюхой.

Она наблюдала за ним с дивана, выгнув спину и задрав платье до талии.

— Джонни — большой мальчик, сплошные мускулы, но мне кажется, что он боится… — Ее пальцы забегали быстрее. — Боится моей… маленькой… розовой… вагины.

Закари Смит бросил китель на стул.

— Подозреваю, этот Джонни может считать себя самым счастливым парнем на свете.

— Надеюсь, потому что… потому что я люблю его до смерти. — В комнате повисла тишина. Полковник мог расслышать, как она шевелит пальцами. — Поэтому… я даже не знаю, что он сделает, увидев, что я забыла надеть трусики. У него такой скверный характер.

Раскаты грома донеслись со стороны гор, дом задрожал. Полковник приглушил свет. Дождь забарабанил по крыше сначала тихо, потом все сильней и сильней. Часовой втянул голову в плечи.